Он уехал за две недели до дня рождения Клара опустилась на голые половицы, сказал Адели, что привезет игрушки, из Лейпцига официально муж отправлялся за новыми немецкими изданиями, на книжную ярмарку. Клара просила его быть осторожным. Людвиг указал на пенсне:
Кто меня заподозрит, милая? Я скромный преподаватель, немец чешские коммунисты, совместно с МОПР, собрали деньги для помощи семьям арестованных товарищей. В Лейпциге, под прикрытием ярмарки, проходил подпольный съезд партии. Людвиг вздохнул:
Тельман в тюрьме, половина партии в лагерях, а половина в эмиграции. Но это мой долг, милая. В Пражском комитете, я один немец. Чехам в Германию ездить еще более опасно столик в ресторане, в Старом Городе, остался незанятым.
Она смотрела на календарь:
Тридцать четыре ему исполнилось, на прошлой неделе, если он жив. Это предательство, нельзя, нельзя она отвела со щеки прядь кудрявых волос:
Людвиг так делал. Он ждал меня, после репетиций, спектаклей, с цветами. Наклонялся, целовал меня в щеку. Я ему предлагала контрамарки, а он говорил, что занят. Он только после свадьбы признался, что ходил на галерку: «Не хотел, чтобы ты из-за меня бегала с бумажками. Я могу сам билет купить». Муж отлично рисовал, но называл себя техником:
Я черчу, детали механизмов, усмехался Людвиг, нас таких тысячи, а ты одна.
У него бы хорошо получилось, Клара стояла над газовой плитой, то, что господин Михал мне преподает. Даже лучше, чем у меня. Людвиг очень аккуратный. Был аккуратный стирая пыль в рабочем кабинете мужа, она старалась не смотреть на оставленный чертеж, на остро заточенные карандаши:
Он точил, Клара взялась за кофейник, и всегда Адели давал несколько. Она сидела рядом, Людвиг ей на стул книги подкладывал. Она хотела тоже до стола доставать. Сидела, болтала ногами, точила карандаши старая, серебряная, тяжелая точилка перекочевала в детскую дочери:
Адель ее забрала, женщина разливала кофе, в декабре. Она тогда в последний раз спросила: «Папа скоро приедет?». Больше не спрашивала остановившись перед спальней, женщина глубоко, тяжело вздохнула. Вскинув голову, Клара нажала на медную ручку.
Влажные, белые розы стояли в вазе, на камине, лепестки рассыпались по ковру. Клара вдохнула легкий запах табака. Присев на кровать, она заставила себя улыбнуться:
Я рано встаю, привыкла, с ребенком темные глаза посмотрели на нее. Потушив сигарету, Аарон забрал у нее поднос:
Спасибо тебе, спасибо, за все он прижался губами к ее руке. Клара застыла, глядя на запотевшее стекло, на капли дождя, ползущие вниз:
Иди ко мне, пожалуйста услышала она шепот, я люблю тебя, люблю теплые ладони легли ей на плечи, халат соскользнул на кровать. Она увидела за окном, в тумане, белый проблеск:
Голубь, вспомнила Клара, мы вчера шли на Винограды пешком. Дождь прекратился. На Карловом мосту порхали белые голуби. Что я делаю, нельзя, нельзя птица исчезла. Закрыв глаза, она обняла Аарона.
Хозяин гостиницы провел их в номера, благоговейно держа саквояжи. В провинции, месяц назад ставшей рейхом, на берлинских гостей смотрели снизу вверх. Они с Генрихом были в штатском, но у каждого имелся значок НСДАП. Питер, вообще-то, не имел права носить знак, не будучи членом партии. Вступить в ряды нацистов можно было, получив немецкое гражданство. Геббельс, много раз намекал Питеру, что, стоит герру Кроу захотеть, и партия готова принять его. Питер отговаривался. Он вел себя осторожно.
Фрейлейн Рёкк оказалась отличным выбором. Девушка занималась своей карьерой, не стремясь замуж. Ей нравилось появляться с Питером в театрах и ресторанах, ездить на загородные прогулки. Питер посылал ей цветы и дарил драгоценности. Геббельс подшучивал: «Я надеюсь зарегистрировать ваш брак, герр Петер». Они с фрейлейн Марикой целовались, но Питер понял, что девушка намеревалась дождаться свадьбы. Такое было ему очень на руку. Иногда, правда, он ловил на себе внимательный, испытующий взгляд актрисы.
Генрих заметил:
Думаю, что с фрейлейн Рёкк, вы нашли друг друга, мой дорогой. В Берлине есть советские агенты. Может быть, она с ними связана. К сожалению, Генрих вздохнул, искать их слишком опасно. Вряд ли мы когда-то столкнемся.
Они выехали в лодке на самую середину озера в Груневальде. Генрих опустил весла: