Они выехали в лодке на самую середину озера в Груневальде. Генрих опустил весла:
Жаль. Безопаснее работать вместе разговоривая с фрейлейн Марикой, Питер понял, что девушка, не случайно, согласилась считаться его подружкой. Актрисе требовалось прикрытие и защита от рейхсминистра пропаганды. Геббельс, друг Питера, не собирался ухаживать за Марикой. Девушка проводила почти все время на киностудии. С Питером она встречалась раз в неделю, если не реже.
В Берлине Питер ходил со значком, где была изображена свастика. Генрих обещал, что в провинции никто не проверит его партийное удостоверение. Генрих показал хозяину бумаги, из Министерства Труда. Официально поездка считалась командировкой. Генриха посылали оценить потенциал судетских предприятий, шахт, и химических заводов. Питер захотел сопровождать приятеля, никто его желанию не удивился. В Карлсбад они заезжать не собирались. Завтра им предстояло миновать границу Чехии с рейхом.
Пауля они забрали на ферме, неподалеку от Дрездена.
Весной, из Гессена, пришли вести об аресте Рейнеров. Фермеров отправили в концлагерь. Они укрывали несколько студентов из подпольной семинарии пастора Бонхоффера, в амбаре шли запрещенные мессы. Пауля успели вывезти во Франкфурт, спрятав мальчика на безопасной квартире. Питер хотел за ним поехать, но Генрих не разрешил:
Его отправят на восток, надежные люди. Придется ему покинуть Германию доктор Отто фон Рабе иногда приезжал в Берлин, из Дахау. Врач гордо сказал, что начало программы по массовой эвтаназии душевнобольных и умственно отсталых, намечено на следующий сентябрь. Отто шуршал бумагами, показывая расчеты. Питер незаметно, смотрел на его лицо:
Прав Генрих. Он не человек. Животное, безумное, бешеное. Максимилиан циничный карьерист. Он хочет подняться по служебной лестнице, и обогатиться. Но в Максимилиане есть какие-то чувства, он любит сестру Макс, действительно, баловал Эмму. Старший брат гордился успехами девочки в школе, и носил ее снимок, в форме Союза Немецких Девушек, в портмоне. Генрих пока не привлекал сестру к работе, Эмме было всего четырнадцать.
Я обязательно с ней поговорю, сказал он Питеру, когда Эмма подрастет. Она другая, Генрих улыбнулся, поверь. Она любит поэзию, музыку. Для Макса картинная галерея предмет гордости, Генрих помолчал, и способ сделать деньги. Если не считать того рисунка. Не знаю, почему Макс не расстается с наброском штурмбанфюрер показал им эскиз. Питер понял:
Она похожа на кузину Констанцу. Все равно, я не верю, что Констанца погибла узнать о подобном было невозможно.
Отто получил звание оберштурмфюрера, старшего лейтенанта. На прогулке в Тиргартене, Генрих, задумчиво, сказал Питеру:
Новую нашивку ему за Дахау дали, мерзавцу. Я ездил в лагерь, весной. Отто мне показывал будущий медицинский блок. Официально они собираются лечить заключенных Генрих дернул углом рта:
Макс, если пользоваться армейскими званиями, майор. Он далеко пойдет, Питер. Любимец Гиммлера. И он умный человек Генрих, по возрасту, пока не мог вступить в СС.
По дороге в Дрезден они обсуждали урановую шахту в Йоахимштале, в Рудных горах. Они менялись за рулем. Питер, вел мерседес:
Понятно, зачем Гитлеру Судеты. Не ради тамошних немцев. Генрих, он затянулся сигаретой, ты можешь найти документы, о работе ученых с радиоактивными материалами? финансирование лаборатории Гейзенберга шло через хозяйственное управление СС. Военные исследования в рейхе тщательно охранялись.
Генрих просматривал папку с бумагами:
Через два года мне исполнится двадцать пять, и я пойду в СС. Обегруппенфюрер Зейдель-Диттмарш забирает меня в главное бюджетно-строительное управление, дает группу математиков. Я все-таки докторат защитил Питер даже не знал, что Генрих пишет диссертацию. Съездив в Геттинген, друг вернулся с дипломом:
Они жалели, что я не могу на кафедре остаться, мрачно сказал Генрих, впрочем, как я понимаю, наш общий знакомый тоже не в Кембридже работает.
Диссертацию Генрих писал о комплексном анализе. Он объяснил, что докторат не имеет ничего общего с расчетами эффективности труда заключенных в концлагерях:
Я отдыхал, когда готовил материалы. Не надо было разбираться он поморщился, в бумагах из Дахау и Бухенвальда.
Генрих закрыл папку: