Ужасный мир
Ужасный мир,
ужасные сердца,
Прекрасное попутали с деньгами,
Величье с властью,
Честь с врагами
а Лик Святой
с бесстыжестью лица.
Ужасный мир, уродство плодоносит.
не страшен Ад кромешный
живущим на земле в «раю».
Дрожат за свою шкуру должностную
и славицу двурогому поют.
А кто у Бога неустанно просит,
то тем, кто просит вечно не дают.
Ужасный мир,
зловонная помойка
Кто превратил его
в покой для идиотов?
Кто отобрал у слабого
последний кусок хлеба?
Кто строит инкубаторы
для новых душеглотов?
Кто метко в грудь стреляет
беззащитному?
Кто бесам право дал
на «Небо?!»
Ужасный мир деньгою лихорадит,
знобит от жадности,
трясёт от страха
Но видно, лишь Господь
и его Плаха
устроит Суд земным божка́м
под звуки мощного Небесного Органа.
Под звуки Баха
Иоганна
Следы
Вот бегут за мной следы
моей памяти.
Они все в огромный след
собираются
и пугают, что со мной
рассчитаются:
«Неужель, Хозяин, нас
вы оставите?
Помнишь,
втаптывал ты в грязь
нас, раздавливал.
Ты бросал нас за спиной,
не оглядываясь.
По неведомым путям
рвался, радуясь,
даже стон своих следов
не улавливал».
Может быть мои следы
пропечатают
бесконечным тиражом
в строки ровные.
Если рифмой не простой
зарифмованы,
значит пошлостью навек
опечатают.
Я искомканную жизнь
рвал маршрутами.
И смеялся надо мной
некий праведник.
Я воздвигну из следов
людям памятник,
из оставленных следов,
ставших грудами.
Пустота
Пустота. Пустота. Пустота.
Как ты мерзка
и прекрасна.
Как умело
ты отводишь мои руки
от навалившихся,
неотложных дел.
Пустота. Пустота. Пустота.
Ты существуешь
со звоном в ушах
и с бессмысленным взглядом
в кривой потолок.
Замурованным криком
заполняется вакуум.
Взгляд Пустоглазия.
Пустота. Пустота. Пустота.
Ощущение
бессмысленности тела.
Белыми страницами
Прошлое.
Ни че́м не влекущее Будущее.
ЛишьТепло́ под одеялом
располагает к Ве́чности.
Пустота, разинув бездонную пасть,
неумолимо движется мне навстречу.
И я, покорившись,
скрываюсь в ней,
и закрываю глаза́ без надежды на Утро.
В Пустоте никто не спасёт.
Та́м пусто.
Боль моих дорог
И пусть за боль моих дорог
Отдачи нет.
Пусть в паутине
восемь букв фамилии моей.
И пусть я́
обладатель я́щика в столе,
в котором,
как в темнице,
гаснут тысячи огней.
Они,
рождённые светить,
познали склеп,
бронь стен,
и страх теней,
подсвеченных свечой
в руке младенца,
не увидевшего Света.
И пусть двуногие пегасы
с многотиражной гонореей,
с задравшей гордо головой,
меня не замечают,
в о́бщем,
где́-то,
но я замечу их строкой,
строкой
«какого-т там поэта».
Встревоженные тона
Любовь и Ненависть едины,
как боль и кровь в живых телах.
И эта боль
последний взмах,
набросок будущей картины.
Картина вся моя вне цвета,
мазки встревоженных тонов.
Тоска покинутых домов
настигнет вдруг у края света,
в цвету сгорающих садов
На месте сада
быть болоту,
на месте замка
шалашу.
Но я прощенья не прошу,
за то, что жил в полу-охоту.
На холодеющих ладонях
я робко нёс полу-мечту.
Скупал я дряхлые надежды
у неких Вестников Судьбы.
А сам, как одуванчик на ветру,
ловил остатки сорванной одежды.
Дорога
Бежит дорога
сквозь пламень сада,
сквозь тишь и холод
опустевших комнат.
Бежит,
крадётся,
извивается змеёй.
Под небом,
под землёй.
Сквозь рай,
сквозь ад.
Как трудно развязать узлы
запутанных дорог,
разъединить две лопасти креста,
две пересекшиеся линии судьбы.
ОНА пьяна́ от затаённого греха.
ОНА больна́ полоской горизонта,
Обвинена́, расстре́ляна и сожжена́.
ЕЁ несли в цвету́ бумажном
до врат кладбищенских,
стволом толкали в спину.
За струганным столом ЕЁ корили нищие.
Дорога.
Сквозь тяжесть тел на виселицах Мрака,
сквозь «кровь за кровь», навстречу Постаментам,
в честь основателей безлюдных городов.
Дорога наша:
в глубь веков,
и в глубь Вселенной.
А впереди зовет нас вновь,
непознанный ни кем,
комочек Истинного Света.