У Ольки, по обыкновению, мгновенно навернулись слезы, ибо теперь чувство стыда сменилось ноющей болью от жгучей обиды за несправедливость, которая, казалось, ничуть не трогала ни маму, ни Аньку, ни самого проказника старшего брата. Она лишь уединенно плакала, жестоко страдая и бессильно злясь на своих близких, и не знала, где ей искать утешения. Так уж было принято в их семье: не можешь сам за себя постоять не надейся на сочувствие, поддержку, и тем более на защиту, даже если ты младшая. Потому и не жаловалась она родителям, бесконечно боясь их, особенно во гневе Во время ссор разбушевавшихся в очередной раз родителей или брата с сестрой, она, не желая попасться им под горячую руку, забивалась под топчан, и, крепко закрыв глаза и уши, ждала, когда они утихомирятся, каждый раз опасаясь, что последствия военных действий будут весьма плачевны.
В домашних конфликтах в большей степени Ольку угнетало то, что у мамы не получалось заставить своих старших зарыть топор войны, потому как ее реакция на их жалобы друг на дружку лишь подливала масла в огонь. К примеру, Толька родился с особой приметой на фоне его темно русых волос выделялось светлое круглое пятнышко на затылке, которое почему-то часто не давало покоя старшей сестре. И, всякий раз после очередной ссоры с Анькой (благо поводов для этого у них было предостаточно), Толька с ревом подбегал к маме:
Ма-а-а-а! Анька опять меня обозвала «бычок с белым пятнышком»! А-а-а-ааа
А ты обзови ее ссыкухой! Вон, всю постель перессала, паразитка! Как ты у школу то пойдешь, га, зассанка такая?! С тобой жеш никто за партою сидеть не будет провонялася вся! незамедлительно отзывалась та, не отвлекаясь от какого-нибудь дела.
Далее почти всегда следовала братоубийственная драка с выдиранием клочьев волос, да разбиванием губ и носов до крови. А заканчивалось все тем, что мама бралась за веник, башмак или отцовский солдатский ремень, словом, за все, что ей попадалось под руку, и в сердцах приговаривала:
Та как жеш вы осточертели, паразиты! Щас как приедет батя, он вам покажет, де раки зимуют!
На этом, как правило, ее роль миротворца заканчивалась.
Кого-кого, а батю, даже без ремня, дети боялись как огня боялись по-настоящему, боялись больше всего на свете
Что голод не тетка, они были давно в курсе, потому как есть им хотелась всегда. Но, как бы там ни было, моментов, связанных с едой, оставивших неприятный осадок, в их детской памяти сохранилось сравнительно немного: к примеру, как они летом сначала в своем огороде объелись паслёна, а когда не хватило забрались в соседний, и как страшно потом болели у них животы и прохватил понос. Еще, как мама тайком собирала жир с помоев, принесенных из школьной столовой и жарила на нем картошку на ужин Да, пожалуй, еще, как по инициативе Аньки они однажды вчетвером отправились к бабе Арише в надежде на то, что та, несказанно обрадовавшись их визиту, хоть краюхой хлеба, да угостит долгожданных, любимых внучат, пришедших навестить любимую бабушку, живущую в другом конце города
Олька, это же баба Ариша тебя так назвала-а?! умнющая, но очень голодная Анька, явно, что-то замышляя, начала издалека Да она, она я же знаю! Во-от Значит, она тебя и до сих пор любит. Значит, и покормит нас всех, если мы все вместе придем к ней в гости вместе с тобой. Не будет же она одну тебя кормить? Мы же ведь тоже ее родные внучата логично заключила сестра.
Олька долго не соглашалась. Но Анька не сдавалась, тараторя без остановки, что она-де отлично помнит и то, как баба Ариша приезжала к ним в Муйначок на Пасху, и как она накормила всех вкуснятиной, и как велела всем называть Ольку Ольгой, вместо Маньки да Кланьки. А когда Анька вспомнила слова бабы Ариши о том, что к ним именно в тот день, когда родилась младшая сестра, прилетал настоящий Ангел, Олька сдалась и окончательно поддалась уговорам.
Так! Только вы двое, запирая за собой калитку, Анька кивнула на крепко взявшихся за руки Ольку с Павликом, смотрите, маме не насексотьте, что мы ходили без спроса, а то нам с Толиком больше всех попадёт из-за вас. И, возглавив сколоченный отряд, сестра гордо зашагала вперед.
Ничего не подозревающая, мило беседующая на крыльце с соседками баба Ариша, едва завидев приближающийся выстроенный по росту до боли знакомый выводок, застыла на полуслове и заметно напряглась. В тот день она явно пребывала в не очень хорошем расположении духа, и при встрече с внуками особой радости не проявила: