О-о! Тильки подывытэся, хто ж це до мэнэ заявывсь
Здра-асьте баба Здрасьте не теряя надежды растопить сердце, такой неприветливой сегодня бабушки, наперебой поздоровались внуки.
А ваш батько мэни вугилля привиз? Це вин прыслав вас, чи матэ?
Да мы, это ну, просто п-проведать вас с жалкой улыбкой пробормотала Анька, втягивая голову в плечи.
Бабушка обвела непрошеных гостей недоуменным взором, а затем, будто мгновенно что-то поняв, уперла руки в боки и начала:
Та хиба ж вам нэ стыдно, га? Та в мэнэ у самой бо ничого нэма исты
В этот момент, синхронно закачав головами, как китайские болванчики, подключилась группа бабы Аришиной поддержки:
Ай-я-яй-я-я-яай! Да ваша бабушка сама с воды на хлеб перебивается, а они явилися Ну эти-то еще, ладно маленькие, а Анька-то, Анька ты же такая здоровая дылда уже, га! Нет, чтобы бабушке прибежать чего-то помочь, а она сама пришла, да еще и весь выводок привела покорми нас, дескать, баба Ариша, да? И че вы все чумазые то такие, га? Ну ни какого стыда
Так Олька впервые, что называется «на собственной шкуре» ощутила ни с чем несравнимые стыд и унижение. Хотя о существовании последнего, и тем более о его смысловом значении она вряд ли тогда догадывалась; зато не было сомнений насчет того, что теперь-то она достаточно точно и навсегда усвоила значение этого страшного слова «стыд».
Именно с той поры она и невзлюбила ходить к кому бы то ни было в гости по какому бы то ни было поводу, какими бы настойчивыми ни были уговоры приглашающей стороны.
Слух о позорном походе к бабе Арише, не без помощи «группы поддержки» почти молниеносно долетел до мамы, в результате чего не замедлил быть не менее запоминающийся допрос с пристрастием. А за то, что во время допроса Олька проболталась об истиной причине похода к бабе Арише, Анька с Толькой еще долгое время будут обзывать ее самым обидным и страшным словом на свете «предательница»
Хотя, по прошествии пару-тройку недель, те самые бабушкины приятельницы, «сплетницы, такие же, как и сама ваша дорогая баба Ариша», как обычно отзывалась о них мама, сослужили однажды очень даже неплохую службу.
Мама тогда с двухгодовалым Павликом, заболевшим пневмонией, находилась в больнице, а отец, как назло, чересчур долго не появлялся дома. Оставшимся троим членам семьи тогда особенно, можно сказать, как никогда, хотелось хоть чего-нибудь подержать во рту. О том, чтобы перекусить, они и мечтать не смели. Но еды в доме не было совсем Тогда-то бабушкины соседки и совершили почти нереальный поступок: прознав, что дети одни сидят дома голодные, они каким-то чудесным образом разыскали отца семейства и заманили его к бабе Арише, которая задала сыну «хорошу прочуханку, щоб нэ бросав голодних дитэй». После чего отец, мгновенно «вспомнив» об отпрысках, примчался домой и, впервые в жизни, самостоятельно сварил суп. Вернее, не суп, а почти щи, потому что кроме картошки в воде плавала еще и квашенная капуста.
Для порядком изголодавшейся ребятни это была самая вкусная еда на свете. Они по нескольку раз просили у отца добавку, и когда кастрюля совсем опустела, дочиста вылизали миски. Глядя на это, растроганный отец, улыбаясь, промолвил:
О-от, теперь и миски мыть о то не надо Усю кастрюлю смолотили! Ну, наелися-то, хоть?
Да-а-а!!! Спасибо папе! Спасибо маме! Спасибо Боженьке! весело прокричали некогда рекомендованную им бабой Аришей присказку насытившиеся чада.
Для полного счастья, в завершение такого, внезапно свалившегося на них праздника, отец впервые в жизни повел их в настоящее фотоателье.
На семейном фотоснимке они навсегда останутся запечатлены так, как расставил их фотограф: нахмуренные Анька с Толиком по краям от Ольки, испуганно стоявшей на детском стульчике в разных по размеру, судя по отворотам, валенках, а за ними отец, довольный, и в кои-то веки, радостно улыбающийся
Однажды вновь подобревшая баба Ариша вылечила Ольке аж две болячки сразу.
Мама тогда очередной раз находилась в больнице с Павликом, вновь захворавшим пневмонией, отец, как всегда, был в командировке, а старшие уже оба ходили в школу. Олька осталась совершенно одна. Она лежала на топчане, изнемогая от боли, которую ей причиняла набухшая под левой подмышкой огромная шишка. Ужесточал ее страдания гнойный нарыв, непонятно отчего образовавшийся под ногтем большого пальца этой же руки. И, вообще, все ее тело, в особенности левая сторона, болело так, что она уже несколько дней и ночейподряд не могла ни спать, ни есть. Даже плакать у нее не было больше сил. А может, она уже выплакала все слезы, когда только начинала болеть: «Это меня Боженька наказал за то, что я тогда Зайчика не спрятала за то, что проспала, когда он горел в печке И ему было в сто раз больнее, чем мне сейчас Прости меня, Зайчик Прости меня, Боженька, за него» причитала она под одеялом. Иногда ей очень хотелось пить, но в тот момент как назло никого не оказывалось рядом.