боюсь
Боюсь писать не о злом,
О добром боюсь писать.
Вдруг прочитает не тот,
Вопросы начнет задавать:
Что? Когда и почём?
Сразу не мог сказать?
Эх, хорошо бы мне
Эти ответы знать!
Знал бы я, где ответ
Сам за тебя бы спросил
Хоть и не я паркет,
Где ты упал, стелил.
Только научен, да,
Ждать, терпеливо ждать,
Сверху смотреть лишь когда
Другим помогаешь встать.
«Синим безлунием жахнуло небо»
Синим безлунием жахнуло небо,
Те, кто стоял упали и померли.
Стены взлетели. И крошками хлеба
Сыпались, сыпались, сыпались по полю.
Ах! скрипел паренёк в горелом,
Я замерзаю, где мои шлёпанцы?
Рядом вопила женщина в белом:
Солнце сожрали! Сожрали солнце!
Рвами глазниц асфальт заворочался,
Словно земля хотела зажмуриться.
Рад горизонтов двигался, корчился,
Мучился, плакал, пытался хмуриться.
Где мои ноги? орал подвыпивший,
Страшный лицом, как нутро утопленника
И руками какого-то бывшего,
Раньше подвижного, лапал гопника.
Взявшись за плечи слепые и зрячие
Вдаль уползли ручейком муравейника
Эту картину в складках прячу я
Писем массовикам затейникам.
Рыжая
Весна.
Еще на лыжах я.
Смирись, подойди поближе
Я чокнутый из-за нас, тебя
А ты так вообще рыжая!
Не рыжая?
Ах, «брюнетка»!..
Ты докажи, попробуй.
В наш век и блондинистая креветка
Станет брюнеткой как новая.
Глаза не обманут?
Да врут глаза!
Сегодня мокрыми карими,
вчера с утра потекла бирюза,
И встали торчками пламени.
«Это не я не я»
Я же не дурак
Сказать, что «Не ты",
Тогда непонятно а на х..я
Вчера я кому-то тащил цветы?
Мне теперь
пальчики
загибать?
В ломкой фазе кусать локти?
Впрочем, знаешь, мне наплевать
Лишь бы чай мимо глаз
и ногти
О, эта любовь!
Задушевный трёп,
оговорки бестыжие.
Я лезу в кровать на лыжах: шлёп-шлёп
А ты Ты вообще рыжая!
Ничего нового. Водяная вода абстракций о том же самом
Мы учимся и учим потреблять,
Быть близорукими, вдали не видеть горы.
Нам важно жрать, любить и брать,
Вести «кукушечьи» друг с другом разговоры.
Нам сотни фантазёров не нужны
И миллионы умных бесполезны.
В стране, где благоденствуют пажи
Бумажные на службе у железных
Вредна идея мыться по утрам,
Безумна мысль небесного полёта,
Воображение забилось по углам,
И гений, в принципе, похож на идиота.
Нам многое доступно «посмотреть»,
Нас виртуальность жжёт адреналином,
Мы учимся не думая хотеть
И учим жить, не разгибая спины.
Текут вблизи медовых берегов
Кисельные отчаянные реки
Не без греха. Любите дураков!
Они не ошибаются вовеки!
«Гнать в шею неподсудные созданья»
Гнать в шею неподсудные созданья:
Понять навряд ли, переврать легко.
Божественное терпит созиданье,
Когда идея скрыта глубоко:
Опасны идеалы! Их на стену
Гвоздями прибивают на века,
Им молятся. Из них взбивают пену,
Которой потчуют любого простака.
Фигуры ходят. Нету игроков.
Сумбур перемещений, правил ветки:
тут бить не обязательно врагов,
и двое умещаются на клетке.
Вздыхает поле. Лето и зима.
Весною ход, а осенью одышка;
тут истины взрастают семена,
но их ростки срывают рано слишком.
И кинуть взгляд за краешек доски
любой сподобился, но страшно там, у края:
тут молодеют наши старики,
ходы свои былые вспоминая.
И кажется, минуты не спешат,
мерещится, что тут, за слоем краски
В фигуре деревянной есть душа.
Фигуры ходят, остаются сказки.
«Пятнами летающего света»
Пятнами летающего света,
снегом вперемешку со стеклом
быт любви симбирского поэта
часто незаметно окружен.
В воздухе со вкусом остроумным
старины, подлаченной на глаз,
тонкие пылинки, шорох шумно
тихий миг растачивают в час.
Сонные мерцают: где ты, где ты?
глубиной воды из капли рук.
Век любви и содроганье света
из рыданья сердца тает в стук.