Ваша Величество, хныкал Крачет. Земля стоит, обрабатывать ее некому. Верните мне крестьян.
Я их не держу, посули им высокую прибыль, обращайся с ними как с людьми, обеспечь достойным жильем и инвентарем, и они твои.
Ваш дед подарил этих людей нашей семье. Они итак мои, только беглые.
Чушь, дорогой Крачет, мой дед подарил тебе земли, а крестьяне свободные люди захотели ушли, захотели пришли.
Но я установил закон, по которому они не имели права покидать мои земли.
Они сейчас находятся на моих землях, у меня нет таких законов. Вот когда они снова окажутся на твоих можешь наказывать, только боюсь, в таком случае твои поля и сады долго еще будут стоять неубранными.
Но Ваше Величество, взмолился Крачет.
Никаких возражений, дорогой барон. Закон всемогущ, как говорил мой далекий предок законодатель Гаутэх.
Гаутэх был великим королем, пробормотал в ответ старик. Ядвике показалось, что он хотел продолжить высказывание и с трудом сдержался.
Принцесса с презрением оглядывала жалкие волосинки Крачета, длинный нос, опустившуюся челюсть, красные, подкрашенные свеклой щеки, кустистые брови и яростные черные глаза без намека на возраст.
Крачет зажевал губы, и окончания фразы никому не суждено было услышать, кроме самого барона. Произнесенные в его голове слова заставило его глаза мстительно блеснуть.
Градар, устав от полемики, зевнул и поглядел на брата. Глор большущей ложкой загребал в тарелку свадебный торт, а Мюза любовно отирала его щеки от крема. Подвыпивший Рафаэль снова закричал новолуние, и молодожены долго целовались.
Ачи, устав от бессмысленных разговоров и бесконечных поцелуев, откланялась. Она медленно и тяжело покатилась по розовой аллее королевского парка, от ее одежды поднимался пар под жарким солнцем. Подле оставленного места все вазы и миски оказались вычищенными до дна. Под маской ачи исчезли сочные куски мяса и гигантские булки, но ее худая фигура будто бы стала еще тоньше.
К королю подошел мальчишка в серебристой ливрее и, старательно вытаращив глаза, что-то громко и убедительно зашептал.
Король с улыбкой откинулся на спинку стула, недоверчиво посмотрел на мальчишку, затем отдал распоряжение и захлопал в ладони, привлекая внимание.
Дорогой брат, милая Мюза, почетные гости! Королевская слониха Бальбра привезла нам из-за Железного леса подарок, представьте себе, трёх гауров! Вот потеха! Сколько уже лет мы не видели ни одного настоящего гаура? Я приказал, чтобы их умыли, подобающе одели и привели к нам.
Возникла пауза. Гости удивленно уставились на короля.
Ваше Величество, может, не стоило приглашать гауров к праздничному столу? осторожно пробормотал Лимран, потирая бородку.
Ваш отец боролся против них, сколько погибло наших рыцарей! Разве можно так, Ваше Величество, попирать память предков? резко высказался Вар.
Гаутэх не одобрил бы этого, пробурчал Крачет из Крата.
Тут собрались мои храбрые бароны или испуганные дети? обезоруживающе улыбнулся король. Ядвика, Надир, двигайтесь, освободите им место подле меня.
Глор нахмурился, Мюза, не обращая ни на кого внимания, влюблено смотрела на мужа и поглаживала ему рубашку на груди.
Чего вы не улыбаетесь, это же весело! воскликнул Градар.
Смущенный мальчик-слуга ввел в беседку трех гауров женщину, мужчину и мальчика.
Различия между гаялами и гаурами нельзя было не заметить. Смуглые, черноволосые и светлоглазые гауры и белолицые, светловолосые и темноглазые гаялы отличались друг от друга как солнце от луны.
Гаур держался настороженно, его рука непроизвольно тянулась к поясу, вероятно, на котором должен был висеть меч. Гаурка чарующе улыбнулась и приобняла мальчика.
Приветствуем вас, чужеземцы, войдите и разделите с нами праздничную трапезу, приветствовал их король, указывая на три стула подле себя. Женщина тряхнула черными волосами и, мягко подталкивая вперед сына, неторопливо подошла к столу. Гаур нехотя последовал за ними.
Градар встал и усадил женщину рядом с собой, мальчику-гауру он предложил занять место подле Ядвики, мужчине достался средний стул.
Король был обходителен, женщина лучезарно улыбалась, гаур хмуро отмалчивался, а мальчишка жадно накладывал себе еду на тарелку. Он был голоден.
Гости испуганно молчали, а король, кажется, впервые за сегодняшний день получал удовольствие.