Это не было моей местью за внешние недостатки и убожество, коих и коего не было. Совсем нет это был мой плач по всему одинокому миру. Попытка дать мечту и заставить этого кого-то мечтать всю ночь, слушая какое-нибудь ужасное музыкальное радио на шведском, английском, немецком и.
и улыбатьс я.
Улыбайся одноногий Эрик, сквозь слезы скулила я, когда тот прислал свою странную и режущую слух нормального человеческого восприятия историю.
Улыбайся одну ночь и может быть один день, мечтая об Ассоль (или если есть американской вариант девушки, ждавшей красно-тряпичного парусника на берегу моря и щурившейся на солнце). Будь хоть немножко, хоть толику счастлив, человек с того края света, сопела я в подушку, готовая хоть завтра сорваться и убежать по волнам за Эриком-матросом, скачущем на костыле по океанской пасудине с маленькой, похожей на собачьего воробья дворнягой.
Я плакала.
Скулила и знала, что Марина никогда не согласится поехать к одноногому путешественнику и к его добродушной псине.
Я же была лишь голосом от автора в той истории, где развязка всегда остается за героями, но не за кем-то, кто
Мечтай, Эрик-матрос, всхлипывала я в потолок и чувствовала, что на том краю света кто-то думал. О Ней. И этот кто-то напрягал лицо в улыбке, рассказывая своей собаке о том, как они поедут через Атлантику и Средиземное море к Черному, и будут российские портовые службы, а она будет их встречать и ждать на пристани, а потом через Дарданеллы или Персидкий залив или вообще в Японию
И потом они спали, обнявшись с песиком под мерный ропот волн океана, и слушали радио, и может быть мой любимый Fresh Air.
У человека два цвета мира и в одном варианте это мир с надеждой, и это особый оттенок всего. Волн, восхода, пальцев в чьей-то ладони, завтрака. Нет, не розовое, а какое-то горячее. У мира с надеждой горячий цвет.
А Она это было ее все и моя душа. Моя душа в светловолосом нежном оперении, с тем лишь изъяном, что Эрику-матросу на следующий день говорила «нет» она, а не я.
Я бы не сказала. Я, может быть, и поехала бы, расковыряв, раздолбив вдребезги это опостылевшее стекло, прячущее меня от жизни.
Но она не сказала «да», а я не сказала «нет» я просто осталась наблюдателем по ту сторону стекла.
Как в точности и она.
6
В густой траве пропадешь с головой,в тихий дом войдешь наклонясь,обнимет рукой, оплетет косой и, статная, скажет: «Здравствуй, Князь».
(Некто Блок)
однажды игра перестала быть контролируемой. Однажды шахматные фигуры вышли из-под контроля и столкнулись с силой, превосходящей способности моего скучающего на юге мозга и нежного насмешливого сердца.
Я растерялась.
Моя светловолосая половина тоже.
Он был .
Тяжело объяснить обычными словами то, что лишь чувствуется кончиками пальцев и ресницами. Но он появился всего лишь на экране монитора вдруг какой-то царской, небрежной манерой человека, впервые не пытавшегося понравится.
Перевидав тысячи людей в жизни, вдруг понимаешь, что желание нравится сидит в каком-то глубоком, недосягаемом подсознании странным атавизмом, и почти что неискоренимо.
Он был несколько страшен, может авторитарен, и с первого взгляда ставил на колени. Едва ли не ставил. Марина на его images смотрела робким кроликом и сдалась сразу и открестилась, заявив, что любит галантных мужчин. Я, скрипя, изо всех сил напрягая мышцы голени, пыталась разогнуть ноги, дабы не шлепнуться ниц, подчинившись этому далекому и далекому от галантности магнетизму. Нет, я не шлепнулась бы, дитя кока-колы и эмансипации, но впервые поймала себя на мысли, что хотелось
Одеть халаты, чувяки и чадру и
Простите меня, прекрасные эмансипатки, Сьюзен Зонтаг и Синди Шерман.
Но иногда интеллект бессилен.
7. (лирическая)
на синем облаке взмывая ввысь
восточная сказка с того края света
она умоляла reply pleaseно не было ответа
ответа не было
способность влюбиться в метеорит
в комету, пляшущую в снопах света
звук строчки, тень взгляда
вечный граниту пристани