Но это все было лирическое отступление от сути дела.
5. марина
ЕЕ звали допустим, Марина.
Она была красива, ухожена и привлекательна, даже несмотря на недевичий возраст. И она была одной из немногих личностей в городе, кто мне был внешне и внутренне приятен, а совмещение собственного модельного агентства с учебой в духовной академии делало ее персону еще более притягательной. Стандартизированное описание: она была светловолосой, скуластой, немного тяжеловатой в чертах лица, со светло-серыми глазами, может немного жеманной, но в общем изящной и мне искренне нравилась своею непохожестью на меня. Нестандартизированное описание: она была иногда строга, ей тоже нравился стиль «ампир» и она была «воцерковлена» странное слово, которое я до сих пор недопонимаю, и поэтому мне казалось иногда, что она выше меня неимоверно. Что иногда она ангел, и мне высоко-высоко и не дотянуться.
Человек способен внешне и внутренне преображаться настолько, что не веришь существующему миропорядку. Но это так. Я видела ее другой я часто вижу своих друзей другими. Так может влиять любовь, или искусство или вера. Сложные вещи и непонятные.
Зачем-то я запихала ее фотографию на некий сервер знакомств в Интернете. Зачем-то я поддерживала эту инициативу, рассыпаясь английскими трелями перед заграничными женихами. Зачем-то мне это было необходимо. Зачем?
Переживать заново с кем-то влюбленность вот и налицо черты прирожденной свахи. Нет. Нет же. Флирт? Может быть.
Флирт за чужой счет и не имеющий никакого смысла.
Что меня гнало в качестве анонимного писца в беспросветный мрак интернетовской паутины? Да черт разберет какое-то стремление быть во многих местах одновременное, может, либо желание быть другой.
Были: их фотографии, ее фотографии, и мои мысли.
В чем человек искреннее в словах или в визуальном отображении фотографии? Я бы не ответила так просто, да и не могла.
Но я колдовала.
У меня были целые пустые пространства текста, которые я заполняла черными крупинками букв английских, русских, странных я ворожила. Понимала, что в том, что пишу даже о девушке Оле или Свете, будучи Олей или Светой они, сами того не понимая, давали мне темы для моих бесконечных сочинений я летела над вселенной недопонимания и человеческого одиночества. Приходили письма разные со всех краев света и это был от раза к разу повторяющийся речитатив одиноких душ. Я тоже была одинока и писала, кричала им эти странные белые кораблики, скупые аттачменты и фотографии, они получали и жили этим. Неделю, две они мечтали
Я чувствовала их мечты кожей.
Каким-то мозжечком внутри мозга: как бредил о светлой русской девушке одноногий американец Эрик, мечтавший забрать ее в кругосветное путешествие на своем единственном орудии двадцатифутовой яхте. Как мечтал рыжий швед Пеппи Эриксон модный фотограф и любитель прыжков на доске с парашютом, как мечтал брокер из Франции и юрист из Туниса. Им писала я, несчастная и счастливая, рыжая и коротко стриженная, но мечтали они, глядя на их блондинные длинноволосые фотографии. Что-то в этом было удивительное, словно какой-то секрет любви я приоткрывала и подглядывала в самую его сущность. Нет. Это не вуальеризм я сама была участником этой оргии интеллекта и виртуального тела, и мне это доставляло странное глупое удовольствие. От меня были СЛОВА, от нее все остальное, но этими словами я жила, молясь на текст и на язык как на единственные носители счастья и искренности человечества. Но ведь я врала?
Да.
Чтобы продлить это нестерпимое мазахистское удовольствие графа Калиостро.
И я себя им чувствовала.
Грешно. Может глупо. Не способна выразить все, что я бы могла словами в жизни, я пользовалась этой идиотской возможностью быть тем, кем могла, хотела, мечтала в тексте. Я себе напоминала толстую собеседницу с горячей линии, жрущую гамбургер и стонущую в трубку от страсти. Или Сибиллу Вэйн из «Дориана Грея», любившую только на сцене. Но как бы не противоречивы были сравнения, это было так. У меня был голос как у оракула, и голос этот был письмом, и на английском языке, но я чувствовала себя всесильной ведьмой и фурией, сорокозубой и огнеязыкой бестией, рассказывающей бедным шведам, французам и американцам про недостатки своего характера с такими тончайшими недомолвками, что они уже заказывали билеты на самолет и вылетали с кожаными лакированными куртками от Версаче в Россию. И лишь вой пощады моих немых, т.е. не говорящих по-английски, реципиентов-девушек все ставил на места.