Где-то далеко внизу (в раздевалке?) зазвонил телефон. Хрипло, нудно, монотонно. Будто из мира, где нет никаких сотовых мелодий а только это: дзи-дзи-дзи-дзи.
И тут же вверху, этажами выше, замяукала кошка. Далеко-далеко. Жалобно-жалобно.
Мелкий бросился бежать. За ним Флэшка и Фокс. Я пошёл вниз степенно, но волна озноба холку покрыла-таки. Оказывается, самое солидарное настроение паника, страх.
Вот таким был первый раз. А во второй раз подростки уже подготовились. Нас стало больше: появились Лёша (Винтер) и его брат из Радужного Андрей, пришли Аня, Лёша-Рыжий. Ещё присоединился папа Фокса. Ребята взяли фонарики. А Слим мини-радио с большой колонкой (чтобы не скучать по пути). На этот раз исследовательская экспедиция спустилась в подвал, который под землёй вёл в морг, потом добралась до шестого этажа. Фонарики помогали обнаруживать странные детали. Вот электрощит с раскрытой дверцей, на дверце надпись «морг», а мелом приписка: «Осторожно, работают люди!». Вот стена, в трех местах забрызганная мелкой изморосью марганцовки (или не марганцовки?). Вот недавняя надпись мелом: Whot? (Кто?). Это whot встречалось нам постоянно на дверях, на стенах и даже на полу, на остатках паркета.
Но, тем не менее, былого страха и след простыл. Слишком многолюдно, слишком «фонарично». А тут мы с фоксовским отцом ещё припомнили, что когда-то нам в этой больнице, чуть ли не в одно время, удаляли гланды. И даже нашли эту операционную.
Там мы остановились у операционного стола, заляпанного краской, и заспорили: тут ли мы расставались с собственными гландами или нет? Мальчики и девочки заскучали и, показалось, пожалели, что взяли с собой взрослых.
И тут, чтобы восстановить экстрим-настроение, я предложил одну невинную штуку. Раньше хорошо известную всякому по опыту пионерлагерей. «Подъём человека одними указательными пальцами». Быть таким поднимаемым человеком вызвался Андрюха-Мелкий. Мы уложили его на операционный стол. Выключили фонарики. Подсунули под него свои указательные пальцы. Я стал объяснять:
Сейчас повторяем за мной по кругу одну и ту же фразу. И как только дойдёт до фразы: «Пусть черти хоронят!», все вместе поднимаем Мелкого вверх.
Получается, я как бы умер? спросил Мелкий.
Да, нет. Это просто типа считалки. Поехали! Барин умер начал я заунывным голосом.
Барин умер, хорошо подыграл мне Фокс.
А вот на Андрее из Радужного случилась заминка. Он пытался сказать считалочную фразу, но голос не слушался. Он выдернул пальцы из-под Андрея и отскочил в сторону: «Я не буду!».
Мы продолжили без него.
Будем хоронить!
Будем хоронить!
Будем хоронить
Не будем хоронить!
Не будем хоронить!
Не будем хоронить я вслушивался в голоса ребят и чувствовал, как полны они страхом. Это был не тот страх, который когда-то в советско-пионерские времена неизбежно рождался на таких вот «дурилках», страх перед всякой нежитью! У нового страха новых ребят была совсем другая природа. Они, показалось мне, вдруг разом испытали неловкость, оттого что их втянули в какой-то странный ритуал. Старая игра-пустышка (по крайней мере, такой она казалась нам лет тридцать назад) современными подростками воспринималась всерьёз. Примерно, как «чёрная месса», знакомая им по книгам и фильмах. И даже по рассказам! Славная моя компания, видел я уже, боится, но боится не мертвецов, упырей и прочего сброда, а боится покушения на собственную веру. Боится, что странный ритуал, затеянный посреди пустынной тёмной больницы, навредит тому их внутреннему покою, который именуется «верующая душа».
Они верили в разное. Но все они верили!
Пусть черти хоронят! мы наспех закончили ритуал советского пионерского лагеря. Легко подняли Андрюху на пальцах, потом аккуратно вернули на землю. Мелкий засмеялся. Потом перекрестился, защищая себя верой.
Потом мы вышли из тёмной, глухой комнаты в коридор. Галерея разбитых окон выходила на Зелёную рощу, на монастырь, на храм. Над храмом тонкими голубыми и розовыми полутонами светился крест, подсвеченный стараниями игуменьи монастыря. Он был и далёк, и близок.
Андрей из Радужного шагнул к подоконнику и замер, вбирая в себя льющийся свет. Кто-то стоял подальше. Кто-то ближе. Но света досталось всем. И на виду этой городской панорамы нам поскорее захотелось на свежий воздух, в жизнь, в современность, в реальность, где новое поколение подрастает, чтобы строить новые больницы и новые храмы.