А не рано в кафе? спросила по-доброму.
Рано, поспешно согласился я, ощутив внезапно дикую, смертельную грусть.
Ну тогда пойдем пока к вам, а потом куда-нибудь двинем, сказала она как бы даже и деловито.
А у меня чуть слезы не выступили. Все, все мне не нравилось просто категорически. Что происходит, господи
И мы пошли «к нам». Утомительно садились в автобус У меня возникло стойкое чувство, что ей непривычно ездить в автобусе, хотя как же иначе она ездит на работу и с работы домой? Не только же на такси денег не напасешься
Все-таки попытался взять такси сначала, но не подвернулось, и она сказала «не надо». Тогда и сели в автобус.
Было много народу, давка конец рабочего дня, проехали только две остановки вместо трех, вышли, пошли пешком. В автобусе на нее смотрели, слишком уж она выделялась красивая, яркая, ей было неприятно, и она еле сдерживалась. У нее дорогая, модная шубка с капюшоном, и вообще она очень эффектна. Неестественно выглядела среди толпы. Неуместно, пожалуй, выглядел и я рядом с ней в заштопанном дешевом плаще. Не знал просто, куда деваться
Ветер дул нам в лица, когда шли, было совсем пасмурно, нависли низкие тучи, вот-вот пойдет дождь. Замерзли оба, но она сказала, что редко бывает на улице, и прогуляться ей полезно. Говорили мало, но я и не чувствовал необходимости говорить. Все рушилось непоправимо, уже разрушилось, казалось мне. Я прямо-таки коченел в горечи.
Вошли во двор, она, оживившись вдруг, начала рассказывать, как в среду, когда все пятеро ехали сюда, взяли такси, две машины, и на второй машине, куда они сели вдвоем с Костей, не знали, куда ехать, потому что первая скрылась. Но Лора почувствовала и угадала, и они приехали куда нужно.
«Почувствовала и угадала» так и сказала теперь.
Поднялись по лестнице, вошли в квартиру, она поздоровалась с одной соседкой в передней у раковины и с другой в коридоре Вошли в комнату, я тотчас запер дверь. Сняли пальто. Она была в той же красной шерстяной кофте и темной тесной юбке. Как тогда. Только сережки я заметил другие: длинные, прозрачные стеклянные капли. Как большие застывшие слезы, подумал почему-то.
Что делать? Мучительно я соображал. Не знал, как быть, что правильно! Со мной творилось непонятное что-то Почему не понимал.
Включили радиолу, поставили музыку. Она закурила «сегодня на работе день был такой, что не успела и покурить» Смотрели журнал, польский «Фильм», раз десять подряд перелистывали, дурачась, пытались разобрать, что там по-польски написано. Потом строили пирамидки из спичек Дурдом.
Я все еще был в трансе, но и она, как ни странно, была взволнована.
Ну, куда пойдем? спросил я зачем-то.
Никуда не хочется, сказала она. Давай отдыхать.
Зря не зашли в магазин по дороге, спохватился я. У меня дома ничего нет
Ведь и действительно вина нет, а девушку, вот, привел. Совсем с ума сошел.
Может быть, сейчас в магазин сходим? добавил совсем уж по-идиотски.
Нет, не надо. Она улыбнулась. Зачем?
Зазвонил телефон в коридоре, и в дверь постучали. Я зачем-то пошел Звонила опять Регина, пыталась по телефону читать свои последние стихи, я едва не взорвался, грубо сказал, что занят, она обиделась. Ее голос был словно из другого мира. Голова моя кружилась
Когда вошел в комнату, увидел, что Лора лежит на тахте и курит. Я сел рядом. Потом прилег. Положил руку на ее плечо, не зная, что делать дальше. Сердце трепыхалось отчаянно.
Я сама этого хочу, сказала она вдруг, но как-то невнятно.
Я не понял, переспросил.
Она кокетливо, с улыбкой повторила и покраснела тотчас. Я лежал, не шевелясь, осмысливая, приходя в себя
Ты знаешь, я чего-то боюсь, сказала она еще, серьезно.
Чего? тупо переспросил я.
Не знаю. Не хочется нарушать, понимаешь
Она внимательно посмотрела на меня.
Мужчины меняются после этого, добавила с грустью.
Я вдруг по-детски стал уверять, что не изменюсь, зря ты так думаешь, скорее наоборот, если что и изменится, то в лучшую сторону ведь это естественно для нас теперь, правда же.
Но мне самому вдруг стало страшно.
Она хотела задать какой-то вопрос, не решалась.
Ты что-то хочешь спросить? догадался я.
Да А ты У тебя У тебя с кем-нибудь было? спросила и покраснела опять.
О, Господи. Она решила, что я совсем мальчик. В двадцать пять лет Боже, боже Но ведь я и правда вел себя так, что