Там он тоже в толпе детей, недовольно пробурчал Эйтингон, слишком сложно избавиться от него, на глазах у всех. Надо выманить Дебору из квартиры, пусть она сходит в магазин, что ли Но парень не отправится на улицу один, ему всего седьмой год. Остается домашний визит. Ребенок вышел на балкон, к голубятне, перевесился через перила и упал во двор. Десятый этаж, внизу асфальт, он не выживет на случай, если мальчик, после падения, все-таки остался бы жив, во двор посылали чистильщика:
Матвей забирает впавшую в шок Дебору и везет ее за город, прочь от квартиры. Устроим несчастный случай, как в романе Драйзера. Взятая напрокат лодка перевернулась, только не на озере, а в океане мальчика и Дебору снабжали безукоризненными, французскими документами:
Лучше так, чем испанские паспорта. Они не говорят по-испански, нельзя вызывать подозрений на границе генерал с Деборой ехали в Монреаль, откуда они улетали в Париж. Наум Исаакович думал о морском пути, но не хотел рисковать:
Военный корабль сюда не послать, а гражданское судно, под фальшивым флагом нейтралов, слишком громоздкое предприятие. Проклятая К-57 не вовремя пошла ко дну. Ладно, главное, добраться до Парижа. В аэропорту нас встречают, и везут в Гавр. Через три дня мы увидим шпиль Адмиралтейства, окажемся дома в квартире царила тишина.
Эйтингон не хотел показывать Паука даже доверенным работникам. Он сам купил билеты на рейс из Канады во Францию и намеревался сопровождать мальчика и Дебору до Москвы. Матвей, в соседней комнате, разбирался с содержимым портфеля Наума Исааковича. Паук привез Эйтингону последние сведения с полигонов в Техасе, владений фон Брауна, из акустических и медицинских лабораторий:
Они тоже занимаются фармакологией, как Кардозо, усмехнулся Эйтингон, все понимают, что за такими средствами будущее закончив с кофе, вымыв руки, он достал из внутреннего кармана пиджака конверт. Светловолосый мальчик, в бриджах и курточке, уверенно, ловко сидел на черном пони:
У нее лошадка белая, словно в той английской песенке, Наум Исаакович полюбовался дочкой генерала Журавлева, осанка у нее аристократическая, а ведь родители крестьяне крестьянами девочка широко улыбалась. Детей сняли на яхте, под парусом, и в розарии санатория. Наум Исаакович бросил взгляд на дверь:
Я ему еще ничего не говорил он сверился с часами, через тридцать минут сюда позвонят из Москвы вчера Эйтингон связался с товарищем Яшей. Мальчика привезли из Завидова, поселив под крылом генерала Журавлева, в квартире на ФруФрунзенской набережной:
Скоро он туда переедет с отцом и мачехой. У него появится младший брат, названый. Матвей заберет Павла с Дальнего Востока, воспитает, как своего сына выбрав несколько фото, Наум Исаакович закурил:
В кондитерской я обещал, после исчезновения Матвея, законсервировать Розенбергов. Незачем ими рисковать, у Джулиуса хорошие связи, в научных кругах. Оставим супружескую чету на будущее в закусочной стоял шум, громко играло радио:
Нас никто не слышал, успокоил себя Эйтингон, можно было кричать во весь голос, и никто бы не обратил внимания дверь скрипнула, Матвей, весело сказал:
Готово, товарищ Нахум. Материалы я разложил по папкам, в Москве легко разберутся Мэтью осекся.
На столе, рядом с дымящейся чашкой кофе, лежали яркие, цветные фотографии:
Это я, в детстве. Мама возила меня в загородный клуб, я учился верховой езде. У меня тоже был черный пони он застыл, не в силах сделать шаг вперед:
Товарищ Нахум пробормотал Мэтью, вы нашли его на плечо ему легла теплая, надежная рука:
Родина позаботилась о твоем мальчике, сынок. Ему идет седьмой год, его зовут Сашей, Александром Наум Исаакович помолчал:
Он ждет тебя в Москве, милый. Он знает о тебе, он гордится тобой
Эйтингон, почти силой, усадил Мэтью за стол:
Выпей кофе, покури, успокойся. Через четверть часа вы поговорите, по телефону. Поэтому я и попросил тебя приехать в Нью-Йорк длинные пальцы Мэтью подрагивали, он перебирал фотографии:
Сын, у меня сын. Александр, как Горский. Он похож на меня, как две капли воды, но в нем есть и что-то от Горского. Сейчас я услышу моего мальчика в его руке оказался платок:
Не надо, не надо, милый, тихо сказал Наум Исаакович, потерпи еще немного. Скоро мы окажемся дома, на родине, в Советском Союзе вытерев лицо, Мэтью вскинул голову: «Спасибо вам, товарищ Нахум. Спасибо за все».