От неба боясь восхищений крылатых,
Все видя вокруг вожделением смрадным,
Лишь похотью влажной всецело объятый.
Скользили гекконы в припадке смешливом,
Луна угрожала беззубым приливом,
Блудила весна в лягушачьих напевах,
И ртутный мой путь бился в горестных петлях.
О где ты, мой милый любовник и мать,
Для всех моих отпрысков, коих зачать,
В тебе я хочу, вожделея тебя,
Как юного плаха влечет короля.
Под этой глумливой хрустальной луной
Меня ты пронзишь своей жгучей стрелой,
Чтоб стал я тобою одним одержим
В сем мире иных не желая мужчин.
Мы в скользких сожмемся с тобою объятьях,
Мой брат многострастный, моя пульмоната,
Друг друга оставим мы хищников скверне,
Потомков в себе унося жесткосердных.
13.
Вцепились в штурвал побелевшие пальцы,
Радист исступленно вращает верньер.
Сигнал мы поймали от гибнущих братьев,
Зажатых во льдах в зачарованный плен.
Они говорят, что из мягкого снега
Поднялись пред ними торосы-гиганты
И в нежных объятьях полярного ветра
Им снятся видения юных савантов.
Они говорят, что снега им поют,
И голос девичий о неге вещает
Тому, кто нагим жар покинет кают,
Кто к полюсу взор свой во тьме обращает.
Они о пустых говорят городах,
О башнях из льдом упрочненного снега,
Где тайны себя предлагают впотьмах,
И все уж известны пустые ответы.
О, братья, мы слышим сквозь шум ледяной
То, что стало общею нашей судьбой.
Изменим мы курс и заклиним штурвал,
Чтоб больше никто тайны те не узнал.
14.
Мне иногда так больно, словно сердце
В аквариум погружено, тех рыбок полный,
Которые со страстью суетливой
Сгрызают с пальцев омертвевшие чешуйки.
Так с сердца моего все прошлые печали,
Потери все и неудавшиеся шутки
Снимают горы, над которыми кружится
Одномоторный хищник, ищущий добычу,
Себя раскрывшую, хвостом помахивая дымным.
Он к ней снижается, друзей своих сзывая,
И вскоре тянется от моря с воем стая,
Над головой моей проносится, снимая
Дань с пальм растерянных паденьем насекомым,
Игриво со столов усидчивых сдувая
Слов сигаретных клекот незнакомый,
Чтобы излиться, яростью изнемогая
К дикарке, затаившейся в стволах трухлявых.
Так с сердца моего любовниц прежних тени
Срезают волны, пленницы заката,
Один лишь он их может успокоить,
И только знает он язык их пьяного стаккато.
Бокал вина холодного приливный ветер греет,
Качается над солнечным сплетеньем
За миллионы лет сберегший страсть к убийству
Могучего клык зверя эндрюсарха,
Царапины на бледной коже оставляет,
Мой поединок с хищником обозначая,
Источник радости и страсти к выживанью.
Я от всего устал на свете, кроме гор и моря,
Мне хочется лишь вспоминать, не зная страха,
О всех своих ошибках и провалах,
Их приключеньями не хуже прочих почитая
И радуясь, что все случилось то со мною,
Чтоб снова сердце болью облегала
Счастливая тоска по прошлому мгновенью.
15.
Дай мне ударить в барабан,
Пусти, пусти, пусти!
Достаточно мне будет одного
Удара по его поблекшей плоти.
Его услышав, демоны тотчас
Сбегутся, чтобы нас с тобой пожрать,
Наш мирный дом снести.
Дай мне ударить в барабан, мне это по нутру.
Один разок всего, один, чтобы призвать орду.
Я первый открывать врата ей города пойду,
Впущу с улыбкой гордой я сих варваров волну.
Пусть изнасилуют они сестру нашу и мать,
Чтоб было братьев нам не счесть,
И было с кем играть.
16.
Над химерной тоской вьется радужный зной,
В саранчовом обряде я плыву сам не свой,
Обнаженного гнева манит липкий искус
И течет из висков опьяняющий муст.
Я себя обману, мой всплывет шпионаж,
Список нор потаенных в волшебном лесу,
Двухголовых акул прибережный вояж,
Имена иглобрюхих, презревших блесну.
Свой живот я задумчивым вскрою клинком,
На узорных кишках предсказанье спою,
Гибель я предреку прочным всем городам,
Островам всем последнюю вижу волну.
Птиц паденье мою подтвердит правоту,
Изверженье вулкана поставит печать,
Никогда в предсказаньях своих я не лгу,
Пусть одно в каждой жизни могу я создать.
17.
Песнь песка на пляже этом