Точно так, сэр. Начал работать ковёрным, уборщиком, рабочим манежа А через пару лет у меня уже своя реприза была. С зонтом.
И клоун описал и даже попытался изобразить свой любимый номер «Девушка и зонт».
Поэтому я и заподозрил неладное, когда этот тип в сутане начал свой зонт прятать. Да так суетился, что сначала стенку лифта остриём поцарапал, а потом чуть пузо себе не проткнул, когда запихивал зонт за спину. Он мне сразу не понравился: глаза бегают, а речи, как заправский дьявол, по писаному говорит. И всё без души Слова холодные, а глазки масляные. Ну, точь в точь наш отец Якоб! Да ещё ту учительницу-дрессировщицу вспомнил! Жуть, как на душе темно стало.
Учительница была просто учительницей. Это я её в больницу пригласил. Кстати, новая пациентка, девушка из второй палаты, её любимая ученица. А почему Вы захотели проведать именно её, Лию?
Да не знаю Мне кажется, её, как и меня, никто в этом мире не любит. Так, чтобы по-настоящему.
Но у неё есть семья. Мать. Старший брат.
Видел я их вчера. Этих родственничков Довели бедненькую до истерики! Я из коридора их голоса слышал. Они всё долдонили, что она не в себе, что у неё галлюцинации. Угрожали перевести её на самые сильные лекарства, если она по-прежнему скрывать что-то от них будет. Ну а как бедняжке без секретов с этим волчарой под одной крышей жить?! Я о брате. Вы его взгляд видели? Волка, и того паралич хватит, если глазами с ним встретится! Такая в них лютость.
А нашим медсёстрам он почему-то нравится Даже глазки ему строят.
Потому что волк, как известно, к овцам в овечьей шкуре обычно является. А молодые барышни при виде смазливого лица зачастую ведут себя, как те самые овцы.
Разговор с Клоуном затянулся до утра.
В пять утра больница ожила. Коридор заговорил открывающимися дверями, жалобным, почти старческим скрипом деревянных полов, по которым нянечки и медсёстры катили раздаточные медицинские столики, негромкими, вялыми голосами выползающих из тяжёлого, неестественного сна пациентов.
Ну, я пошёл, склонил голову в цирковом поклоне клоун и пошаркал в свою палату.
Конечно. И спасибо Вам за то, что задержали незваного гостя.
Да кабы задержал! Так ведь по собственной глупости упустил.
Шаркающие шаги стали стихать. Потом внезапно замерли. Коридор наполнился резкими звуками. Кто-то не шёл, а ступал. Ступал по-хозяйски уверенно, громко и ничего не стесняясь. Дверь в кабинет доктора распахнулась, и, не спавший всю ночь врач в изумлении уставился на столь раннего посетителя.
Глава 12. Ранний гость, врут все и сети для наивной души
Мистер Суавес?!
Брат Лии сдержанно поклонился, пряча глаза от удивлённо вопрошающего взгляда доктора. Выглядел молодой человек полным джентльменом: безупречно сидящий на тренированном мускулистом теле костюм намекал на своё итальянское происхождение. Кобальтовый цвет дорогой ткани гармонировал со строгим чёрным галстуком, делящим тёмно-серую, с благородной искрой, рубашку на две идеально ровных половины. Густые чёрные волосы блестели, отвлекая внимание собеседника от довольно низкого лба и маленьких, обычно злых глаз цвета грязного дорожного гравия.
Доктор! Мама Лии сегодня всю ночь не спала. К утру и вовсе с сердечным приступом слегла. И всё из-за дочки
Из-за дочери?! Но почему?
Ближе к полуночи она вдруг проснулась и давай меня будить. Говорила что-то о плохом предчувствии Потом начала плакать и всё твердила: «Моей девочке плохо Она в опасности» И заставила меня ехать в больницу, как только рассвело.
Да что Вы говорите?! Вот что значит материнское сердце! Да Вы не беспокойтесь. С Вашей сестрой всё в порядке. Можете прямо из моего кабинета маме позвонить и успокоить бедную женщину.
Руки посетителя слегка дрожали. Узко посаженные глаза перепрыгивали с предмета на предмет, не задерживаясь, однако, на том, что искали: на красном стационарном телефоне, который стоял прямо перед ним. Звонить по мобильному, да ещё отвернувшись от врача, в Центре не разрешалось. И эта суетливость, как и неожиданно пробежавшая по лицу молодого человека тень мышечного напряжения, доктору не понравились. Пока брат пациентки набирал номер, доктор его внимательно разглядывал, стараясь спрятать профессиональное любопытство под полуопущенными, длинными и густыми, как у фотомодели, ресницами.