Милиционер, скучным взглядом провожавший покидающих овощную базу студентов, при виде меня заметно оживился.
Стой! рявкнул он. Покажи, что несешь.
Я с облегчением бросил на землю свой груз, и по асфальту весело посыпалась картошка. Я увидел, как мои товарищи, воровато оглянувшись, убедились, что я попал в беду, и ускорили свой шаг по направлению к ближайшей станции электрички.
Собирай и неси в дом, приказал милиционер. Я послушался.
Но едва я оказался наедине с ним в домике, меня прорвало. Я стал возмущенно, постоянно срываясь на визг, кричать, что я голодный студент, что другие тоже выносят, но их никто не хватает Вначале страж овощной базы пытался отвечать мне отборным матом и угрозами, но затем замолчал и, исподлобья поглядывая на меня, угрюмо морщился от моих несносных криков.
Забирай картошку и проваливай, наконец приказал он.
Пока происходило это разбирательство, ушла последняя электричка. Все уехали никто из студентов не захотел меня подождать. Я долго пытался остановить какую-нибудь попутную машину, нелепо размахивая руками на безлюдной дороге. Наконец, меня бесплатно подвез водитель бензовоза. Глубокой ночью я вошел в незакрытую комнату Нолика и с грохотом вывалил на пол злополучную картошку.
***
Был в театре. Играли русского дурака Филатку. Очень смеялся. Тоска! вот заветное слово, которое я произносил и вслух и про себя, все чаще и чаще. Слишком емко это слово отражало мою мизантропию и всю мою жизнь
Читая роман швейцарского писателя Сильвио Блаттера «А тоска все сильней» я постоянно переносил на свою жизнь поступки и размышления героев и с горьким удовлетворением отмечал большое сходство. Тоска
Хорошо изученные, привычные недуги не кажутся уже ни страшными, ни опасными: притерпевшись к ним, их легче переносить. Вот только к тоске нельзя притерпеться. В ней нет той примеси игры, которая есть в грусти, настырная, глухая, она знать не знает причуд и фантазий, от нее не увильнешь, с ней не пококетничаешь. Сколько ни рассуждай о ней, как ни расписывай, ее от этого не убудет и не прибудет. Она есть, да и все.
По мере осознания никчемности жизни во мне рос бунт, и черная волна озлобленности теперь накрывала меня все чаще и сильнее. С тоскою я понимал, что поступление в университет не вырвало меня из замкнутого круга одиночества и отчаяния, от которых перестали спасать даже тайные мечты. Но все равно я не оставил грез, хотя они стали более целеустремленными. Бежать! стучало в моих висках, когда я наблюдал очередную несправедливость. Наивный! Я не знал, что это абсолютно безнадежная затея попытаться убежать от самого себя
Меня постоянно останавливала милиция, поэтому я всюду носил с собой паспорт. Убедившись, что я не пьян, милиционеры озадаченно возвращали документ. Один даже сказал:
Извини, служба такая.
Некоторые стражи порядка не затрудняли себя разговором, а встретившись со мной где-нибудь в переходе метро, начинали кривляться, изображая мою лунную походку. Наверно, им казалось это остроумным.
Однажды мы выпивали на лестнице общежития, и в нашей компании присутствовал завязавший алкоголик. Он не пил, но наблюдал за нами, кряхтел и на глазах пьянел. В то время достать ночью водку было довольно проблематично приходилось обращаться к таксистам или к водителям частникам. Когда закончились запасы спиртного, все стали уговаривать сбегать за водкой, как самого опытного, но он наотрез отказался. Тогда отправили меня. На прощанье бывший алкоголик снабдил меня инструкцией: остановить машину, открыть дверь, спросить: «водяра есть?», потом обязательно попробовать пробку, плотно ли она закрыта.