Вадим Филатов - Небесные псы

Пустоты хранитель вещий,
Он любви назначил сроки.
Темным всадником промчался,
Бледной тенью промелькнул.

Мой вселенский сумасшедший,
Тайный призрак одинокий,
Равнодушно засмеялся
И перчаткою взмахнул.

И от этого движенья
Полыхнуло льдом свободы
Застонали люди-волки,
Обрели свою мечту.

Нашей жизни унижение
Разорвало небосводы.
Нашей памяти осколки
Устремились в пустоту.

Город большой  гнилой наркоман,
Корчится в ломках, коверкает слух.
Лик обуглен и язвы на коже.
Хорошая
Смерть.
Большой город.

Доктор Любовь  Джек Кеворкян.
Он вынимал из желающих дух.
А теперь 
Кто уйти вам поможет?
Хорошая
Смерть.
Большой город.

Сквозь дурман, сквозь запрет и обман,
Приходил и лечил ваш недуг 
Каждый жизнью болен, похоже.

Возвратись и убей злую боль
Ты волшебным движеньем руки.
Запускай анальгетики в кровь.
Растворяй безнадежность тоски.
Подари людям смерть, Доктор Смерть!
Хорошую!
Смерть!

В больной город.

Наши души умчат в ледяные просторы,
Траур волн растворит их вдали.
Это Карское море почернело от горя,
Собирая во льдах корабли.

Пролетев над волнами, снеговыми ночами
Чайки скованы мертвенным сном.
Терпелив и печален, мой корабль отчалил,
Шторм и стужа ему нипочем.

Наши скорбные руки неизбежность разлуки
Обрели, разрывая туман.
Наши чувства простые отгорели, остыли,
Вмерзли в лед и ушли в океан.

Небосвод там расколот и космический холод
Гонит тени людей в никуда.
С бесконечностью споря, стонет Карское море
И Полярная светит звезда.

Наши души умчат в ледяные просторы,
Траур волн растворит их вдали.
Это Карское море почернело от горя,
Разбивая во льдах корабли.

Над долиною Омо
синий вечер, густой и тяжелый.
Лишь у кромки небес
тлеет след отгоревшей грозы.
Всё предельно знакомо 
травы, кладбища, нищие сёла.
И космический лес
где небесные водятся псы.

Я ушел в Огаден,
сотню лет разменяв на мгновенья 
будто ветер летел
по воздушной тропе среди скал.
И, оставив свой плен,
я в оковах нашел избавление.
Замерзая, сгорел
и, сожженный, в огне замерзал.

Отстучали часы
над пустыней, где век коротаю.
Время льется в песок.
Жду сегодня, когда позовут
те небесные псы,
что в ночи собираются в стаю
и в назначеный срок
обещают свободу от пут.

Я беру и огонь
и студеные льды в побратимы.
Все что было  раздал,
а что скрыл  все равно потерял.
Холодеет ладонь,
в Лалибэлу идут пилигримы:
кто их раз повстречал 
тот разгадку Вселенной узнал.

Вот посланник спешит,
и под сенью соломенных хижин
все ликуют навзрыд,
умирая во сне вместе с ним.
Черный раб сторожит 
и небесная стража все ближе.
Нам Спаситель простит.
Только мы ничего не простим.

Подростки всех печалей  в бесстыдстве непорочные
Светлы, как пустота у северного полюса.
Оставили на утро свои затеи срочные
И ждут в ночи с надеждой зовущего их голоса.

В бараках обстоятельств, в горячке алкогольной
Хранят они ключи от сказочного города.
В распятых душах страх, но им совсем не больно.
Их взгляды откровенные отчаянны и молоды.

Помимо гнева, слёз и потаённой нежности,
В прожжённом мире призраков, жестокости, насилия,
Подростки всех печалей, забывшие о вежливости,
Беззвучно просят жизнь: пожалуйста, спаси меня.

Пройдёт зима, заплачут снега ручьями майскими.
Ночные мотыльки, летящие на свет 
Подростки всех печалей, вы облаками райскими
Растаете в реке, оставив зыбкий след.

Из фермы Джойнт совершив побег,
я вмёрз ногами в мёртвый чёрный снег.

А снег тот  чёрствый, как душа Иуды,
и звуки раздаются ниоткуда.

Здесь иноходец дряблый брошен псам 
растерянно взывает к небесам.

Трава растёт сквозь сон, душа обнажена
и в волосах раскрытая луна.

Вдруг горький ангел протрубил побег
и стал еще чернее чёрный снег.

Полярный пёс  я от небесной стаи
с утра отстал, но к ночи наверстаю.