Вопрос о смысле
Он стар и еле держится в седле,
И ветер заметает след копыт
Из персов к иудеям и во греки,
Где давний спор троих навеселе
Платона с Аристотелем кипит,
А Эпикур льёт критское под веки.
Где приклонит он голову?
Нигде.
Всю мудрость мира тащит зa спиной,
За нею земли и тысячелетья.
Но распознав вопрос по бороде,
Беднягу на пускают на постой,
Дабы не слышать полудетский лепет.
Уже и разговор о нём смешон,
Не принято всерьёз упоминать,
Ну разве что в сравненье с Агасфером.
Философ, дню налив на посошок,
Допьёт бутылку белую до дна
И полетит душой в иные сферы.
И жизнь, вися на вечном волоске,
Смеётся, зная, как она хрупка,
Не то чтобы бессмысленна, а просто
Намного поумнела и в цветке,
В ребёнке со стаканом молока
Не видит смысла задавать вопросы.
Вор
Не жди меня к полуночи, кровать,
Я снова отправляюсь воровать.
Опять ты не провиснешь подо мной,
Подавлена и попрана спиной
Плащом широким скрытая, она
С ногами и начинкой капюшона,
И сердцем, что с рождения бессонно,
Едва стемнеет и взойдёт луна,
Мелькнёт в проёме тёмного окна
Недорогой квартиры-распашонки.
Над городом роскошной нищеты,
Где светятся рекламные щиты
Под чёрными квадратами око́н,
В ночи не выходящих на балкон,
Я пролечу, невидим, нелюдим,
Чтоб зависть не разбередить в прохожих,
Ползущих, пьяных, поступью похожих
На тех ужей асфальта посреди,
Чьи головы затоплены, поди,
Желанием сменить пижамой кожу.
Их искушали яркостью витрин,
Бельём постельным, мягкостью перин
С наперником трёхцветным и орлом,
Что гордо держит в правой лапе лом.
Не устояли, вняли словесам
Лапшеобразным, постным совершенно,
Не догадавшись, кто они в сношенье,
Но, примирившись с порцией овса,
Покорно затянули пояса,
Не отличая от петли на шее.
Мой путь неблизок, а объект высок.
Не красть же из песочницы песок,
Недвижимость и движимость, и лес,
Как будто жизнь не состоится без
Поместья в Ницце с парой ух ты! яхт!
Без личной эcкадрильи двухмоторной,
Красивых баб, достоинство которых
На «Ё-моё!» являться без белья,
И понимая цену бытия,
Платить собой за ПМЖ в оффшоре.
Ограбить банк способен и дебил
Или открыть, чтоб каждого, кто был
Наивен, до подштанников раздеть
И приземлиться на Карибах, где
Недвижимую жизнь приобрести.
Я тоже вор, но своровал не это,
А всё богатство с нищенством поэтов,
И возвращаю, совестлив и тих.
Луну за искушение простив,
Похищу и верну в строке к рассвету.
Воспоминание
Не может фотоаппарат
Точней оставить след:
Ты на коленях у костра,
А я нa вертеле.
Нам двадцать.
Нет, немного за.
Прохладно и темно,
Там обожжённые глаза
И белое вино.
Залив, песок, глотки вина
За голод мой шальной.
Ты надо мной наклонена,
И угли подо мной.
Ни комариной маеты,
Ни неба, ни огней.
Огонь на берегу и ты,
Как хмель от Шардоне.
Восхождение
Скалолазные стены и пропасти,
На осколках босая стопа.
Оступился, последовав прописи
Покатился, пропал.
Тишина и бесптичье заоблачны.
Ледниками слепи́т высота.
А солгал и районным для области
Землежителем стал.
Уходил удивлялись: зачем тебе?
Безопаснее нас посреди.
Отвечал только мышцами челюсти,
Сумасброд нелюдим.
Прихватил только имя и отчество,
И г. р. для могилы в горах,
Отправляясь в своё одиночество
Со скрипеньем пера.
Высоко ли от уровня Тихого
И Атлантики сможет уйти,
Не имеет значения.
Стих его
Восхождение-стих.
Но поднявшись хотя бы над крышами
Скалолазом, увидит тогда
И собратьев, а ниже те, выше ли
Не ему разгадать.
Вот пара слов
Вот пара слов, за ней легла другая,
За той ещё, дыхание-пробел,
Повисла запятая на губе
Над пропастью, которая пугает.
Обратная а выпукло и рядом
За ней прямая следует петля.
Вязание мужское умалять
Не нужно снисходительностью взгляда.
Весь мир клубок, что спицею пронизан,
Покоится до вечера в шкафу.
Пусть жизнь короче станет на строфу,
Но строфы есть, что стоят этой жизни.