Ветер переменит
направление
Ветер переменит направление,
И собьёт дыхание у тополя.
Чтоб его заметили в селениях,
Он приметой понесётся по́ полю.
Дом простынет, улица, околица,
Где навстречу мне с пустыми вёдрами
И знаменьем давнею знакомицей
Неудача закачает бёдрами.
Не сверну с пути не вижу повода,
Первая, последняя ли женщина
По судьбе идёт, как будто по́ воду,
Неизвестным замыслом божественным.
Тополем ли в поле, подорожником
Жизнь ценна хорошая, плохая ли
Как примета (нет её надёжнее)
Холода ночного бездыханного.
Вид из каюты
Каюта-колыбель.
Покой.
Рассвет.
A мир в карандаше,
И грифель кружит за рукой,
Рождая путаную шерсть
Покров кардиограммы гор,
Малоэтажек неглиже:
Гармони разворот тугой,
Душа в распахе на сажень.
Слюняв, укачан в полусне
Как несмышлёныш у груди.
Я тоже теплоход и мне,
Пока есть топливо, ходить.
И чайка я.
Вот рассвело
И вновь буфетом для меня
Прилавок рыбный под крылом,
Что бреет спины у ягнят.
Видна на голых ветках стая
Видна на голых ветках стая,
Подобна нотам отзвучав,
Молчат, как рыбы, что летают,
И в виде отзвука торчат.
Смеркаться к средине суток,
Сморкаться целый день.
И дно
Фонтана оголилось сухо,
Давно безденежно оно.
Утихли песни для наяды,
Костры погасли у реки,
Со спин, что широки, как взгляды,
Туристы сняли рюкзаки
И проверяют в доме трубы,
Полозья дедовских саней,
Тулупы, зипуны и шубы,
Чтоб от зимы не сатанеть.
И всё путём.
Но, как ни странно,
Опровергая «Сэ ля ви»,
Над обезвоженным фонтаном
Поёт гитара о любви.
Визуальный перевод
Быть может, и не самолётным соплом,
А чем-нибудь невидимым, особым
Подчёркнута по синему строка
Грузинской вязи гроздей виноградных
И спин баранов на Цаннере раннем,
Кудлатых, как под ними облака.
И языка не зная, как Марина2,
Переношу воспринятое зримо
В кирилличные колкие азы
И пле́велы колоссом недоспелым
Язык лугов надоблачных Пшавелы
На свой степной подоблачный язык.
Во вчерашней жизни
я и не́ жил
Следуя буддистской тропке Дао,
Рожени́ц напоминая труд,
Веки пару глаз моих рождают
Ежедневно в муках поутру.
И вздохнув от крика попугая
От шлепка будильника, встаёт
К жизни инкарнация другая
В новом назначении своём.
Вечность ли в конце пути и космос,
Просветлённый ли пустой стакан,
Утром на подушке рядом космы
И ладошкой к потолку рука.
Во вчерашней жизни я и не́ жил
Был и медитировал с людьми.
Но, клянусь, что в этой буду нежным,
Страстным небуддистом, чёрт возьми.
Возвращение Тесея
С каждым годом больней
Отдавать Минотавру
И девиц и парней.
Эти юные пары,
Что любить родились,
Поедаются жадно.
Дай же меч под хламис
И спряди, Ариадна,
От кудели льняной
Для Тесея страховку
В лабиринте земном
Сыну рощи ольховой!
Веря нити клубка,
GPS'у не веря,
Он, плутая, искал
Бычью голову зверя.
Афинян находил
Молодых и красивых
Не костьми для могил,
А живых и счастливых
И в студентах сорбон,
И студентками йелей
Тех, что пили бурбон,
Неэллинское ели.
Древнегреческий миф,
Современны литавры:
Уходите детьми
От царя-Минотавра.
И Тесей, побродив,
В настроенье неладном
Возвратился один
Он любил Ариадну.
Волною платье
в развороте вальса
Волною платье в развороте вальса
Бьёт в камни стен.
И плещется молва
На вечере, что Вальсовым назвался,
Где пенятся прибоем кружева.
Движение воды, как вольных складок
Морского шёлка.
Ты отстранена
И так близка
Мы в перекрестье взглядов,
Которыми расстреливают нас
Под шелест листьев в съеденной помаде.
Всей силой струн шопенится квинтет,
А я как будто в танце с водопадом
Публично, тайно, явно, тет-а-тет.
Крещендо предфинальное вращает
Всю землю, и над нею вальс как власть,
А хриплый смех накаркавшихся чаек
Царапнет лишь, не причиняя зла.