С места поднялся румяный эгерский дворянин. Он откинул с правого плеча синий плащ с большим воротником, разгладил усы в обе стороны, пригладил чуб и сказал;
Да здравствует тот, кто первый сложит голову за Эгер!
Гордым и серьезным взглядом посмотрел он вокруг и, ни с кем не чокнувшись, осушил бокал до дна.
Вряд ли думал он, что пьет за самого себя.
Стрелки больших стоячих часов показывали одиннадцать. Вошел караульный и, остановившись в дверях, доложил:
Господин капитан, турки уже в Макларе.
Только передовые части, сын мой.
Нет, побольше, господин капитан. Они лавой идут при лунном свете, а позади в поле видно множество шатров и огней.
Ну, стало быть, завтра они будут здесь, сказал Добо, кивнув головой.
Он отпустил караульного, сказав, что до утра можно не являться с новыми донесениями, и встал. Это означало, что пора расходиться.
Мекчеи увлек в угол зала Гергея, Фюгеди, Петё и Золтаи. Он перекинулся с ними несколькими словами, затем поспешно подошел к Добо и, звякнув шпорами, сказал:
Господин капитан, двести человек готовы выехать ночью.
Куда это к лешему?
В Маклар.
В Маклар?
Пожелать туркам спокойной ночи.
Добо весело пригладил левый ус и отошел к оконной нише, куда за ним последовал и Мекчеи.
Что ж, ришта, не возражаю. Такая вылазка ободрит народ в крепости.
И я подумал так же.
Когда охота биться и сабля здорово берет. Но тебя я не пущу.
Мекчеи огорчился.
Добо спокойно взглянул на него:
Ты ведь точно бык на любое дерево налетаешь. И, смотри, когда-нибудь сломишь рога. А тебе надобно голову беречь. Если моя голова упадет, пусть хоть твоя цела останется. Это я говорю только тебе. Борнемисса и остальные могут ехать. Гергей осторожнее тебя пусть он встряхнет хорошенько турецкие передовые отряды. Позови его сюда.
Гергей мигом очутился возле Добо.
Что ж, Гергей, можешь ехать, сказал Добо, только возьми с собой не двести, а восемьдесят девяносто человек. Хватит и этого. Вы ударите внезапно, вызовете смятение. И тотчас летите обратно. Да смотри, чтоб ни один не погиб!
Подошли и другие офицеры.
Господин капитан, разрешите и мне.
Всем ехать нельзя. Я поручаю это дело Борнемиссе. Пусть выберет троих. А тот, кого не возьмут, должен помнить о присяге: беспрекословное подчинение.
Петё, Золтаи, Фюгеди! перечислил тоном приказа Гергей.
Пишта Фекете взглянул на него с такой мольбой, что Гергей добился разрешения взять и его.
Пиште Фекете я уже давеча обещал.
Господин капитан, умоляющим тоном произнес юный Тарьяни, разрешите и мне поехать!
Добо снова пригладил усы.
Ладно уж, так и быть. Только держись все время около господина лейтенанта Гергея! И шутя добавил: Смотри, если тебя убьют, не смей показываться мне на глаза! Это я говорю тебе заранее.
6Гергей чуть не бегом бросился в казарму конных солдат. Трубить не стал. В широком коридоре выстрелил из пистолета.
Солдаты соскочили с постелей.
Сюда, ко мне! крикнул Гергей.
Он выбрал в свою сотню самых шустрых.
Раз-два, одеться! И пока я трижды моргну, быть верхом с саблями у ворот. Ты беги к господину второму капитану и попроси у него человеколова. Захватишь с собой. И чтоб у каждого на луке было маленькое ружье.
В те времена так назывались пистолеты.
Гергей сбежал по лестнице и поспешил в конюшню. При красном свете фонаря, горевшего под одним из сводов, он увидел босого человека в желтом доломане и шлеме. Человек этот сидел на опрокинутой кадушке и, держа на коленях половину разрезанного арбуза, ел его ложкой.
Гергей крикнул ему:
Шаркёзи!
Что прикажете? с готовностью откликнулся цыган.
Поедем со мной. Коня себе раздобудешь, да еще какого распрекрасного!
Цыган положил арбуз на землю.
Поеду. А куда?
На турка! весело ответил Гергей. Они спят сейчас, и мы их врасплох захватим.
Цыган почесал в затылке, посмотрел на арбуз и снова сел на кадку.
Нет, никак этого нельзя, сказал он с важностью.
Почему же нельзя?
Я вместе с другими поклялся не покидать крепость.
Да разве мы в этом клялись? Мы присягали защищать крепость!
Может, другие в этом присягали, ответил цыган, подняв плечи чуть не до ушей, а я поклялся лучше сдохнуть, а из крепости не выходить. Видит бог!
Покачав головой, он положил арбуз на колени и вновь принялся за еду.