Не нужна нам турецкая свобода! гаркнул Цецеи. Мы уж как-нибудь и венгерской обойдемся!
Все улыбнулись.
Гергей продолжал:
«Я защищу вас от всех бед»
Вот именно для того они и пожаловали, чтобы защитить нас от бед! закричал Гашпар Петё.
Кругом поднялся хохот. Засмеялся и Гергей.
Народ уже знал, как ведут себя турки, когда сдается какая-нибудь крепость.
Один Добо стоял мрачнее тучи.
Гергей продолжал читать:
«В подтверждение сего я ставлю свою доподлинную печать. Ежели вы не покоритесь навлечете на свои головы гнев могучего падишаха, а тогда и вы сами и дети ваши умрете страшной смертью. Посему отвечайте немедленно!»
В ответ раздался грозный гул:
Чтоб он лопнул, этот падишах, со всем своим могуществом! Пусть только сунется сюда!
Лица раскраснелись. Даже у самых кротких и то огнем загорелись глаза.
Гергей вернул письмо Иштвану Добо. Шум затих.
Добо не надо было вставать на камень, чтобы его видели: он и без того был на голову выше всех.
Вот, проговорил он горестно, но в голосе его звучала стальная твердость, это первое и последнее письмо турка, которое прочтено в нашей крепости. Вы уже поняли, для чего турок идет. Огнем и мечом несет он нам «свободу». Басурманский падишах, купающийся в крови христиан, несет нам свою «свободу»! А если мы от нее откажемся, так он нам головы отрубит! От нас требуют ответ. Так вот он!
Скомкав письмо, Добо швырнул его в лицо крестьянину:
Как ты посмел принести это, подлец?
И, обернувшись к солдатам, приказал:
Заковать ему ноги! В темницу негодяя!
4После взволновавшего всех чтения турецкого письма Добо вызвал офицеров во дворец:
Через полчаса всем быть у меня.
Зал наполнился народом еще до назначенного срока. Позже пришли лишь те, кто переодевался в парадную одежду. Каждый почувствовал, что пробил первый удар набата.
Добо поджидал только товарищей Бакочаи и лейтенанта Лукача Надя с его двадцатью четырьмя конными ратниками. Уж не попали ли они в полон к туркам? Это было бы прескверным известием. Народ пал бы духом.
Скрестив руки, комендант стоял возле окна и рассеянно смотрел на раскинувшийся внизу город. Какие красивые белые дома! А город пуст. Только под самым дворцом, у речки, снует народ: солдаты поят лошадей, водоносы таскают воду. А вот какая-то женщина в желтом платке выходит из ворот. Идет с двумя детишками, спешит к крепости. На спине тащит узел.
И эта в крепость идет пробурчал Добо с неудовольствием.
Рядом с Добо стоял оруженосец в голубом бархатном доломане. По длинным, спадавшим до плеч волосам и нежному лицу его можно было принять за девушку, переодевшуюся в мужской костюм. Но руки оруженосца говорили о другом в них чувствовалась сила: юноша каждый день метал копья.
Добо обернулся, ласково провел рукой по волосам оруженосца:
О чем размечтался, Криштоф? Может, домой захотелось?
Мальчик заморгал глазами:
Господин капитан, мне стыдно было бы и думать об этом!
Вот и хорошо! А волосы ты все-таки обрежь себе. В крепости оставили только этого оруженосца. Да и то лишь потому, что его отец письменно попросил капитана не посылать мальчика домой, ибо мачеха недолюбливает его. Добо считал Криштофа своим сыном.
Всех остальных оруженосцев, юношей лет четырнадцати шестнадцати, он отправил по домам. Для них крепость Эгер была школой витязей. Но Добо пока не желал пускать их в дело.
Был у него еще один любимый оруженосец Балаж Балог, сын лейтенанта, служившего в войске монаха Дёрдя и убитого в прошлом году. Балаж был даже на год моложе Криштофа, но превосходно ездил верхом. Со слезами уехал он в августе. Как ему было обидно, что Криштофу разрешили остаться в крепости, а ему нет!
«Выкинули, точно негодного ученика сапожника! горевал он. Чем ты лучше меня? сердито спрашивал он Криштофа. Почему тебе разрешили остаться? Погоди, вот вернусь и тогда мы с тобой поломаем копья!»
«Неужели ты думаешь, что это я тебя отсылаю отсюда?» отвечал расстроенный Криштоф.
И он умолял Добо:
«Господин капитан, позвольте Балажу остаться!»
Добо замахал рукой:
«Ему нельзя. Он единственный сын вдовы. Ему даже на деревья не позволяют лазить. Убирайся!»
Балажа взял с собой Лукач Надь с намерением по дороге доставить его к матери.
Ох, где же запропастился этот Лукач? Добо взглянул на Мекчеи. Боюсь, не случилась ли с ним беда.