Энке нерешительно протянул руку, но тут же отдёрнул её назад.
Чеши давай! сказал хомяк. Да сильно не дави, а то укушу!
Юноша почесал кончиками пальцев мягкое хомячье брюхо. Зверь закатил глаза и приоткрыл рот с длинными жёлтыми резцами.
Годится! сказал он наконец. Но боюсь, что мой ответ тебя не порадует.
Хомяк воссел, надул щёки и важно изрёк:
Я здесь потому, тут он выдал небольшую паузу, как делают красноречивые ораторы, потому что я так захотел!
И с хохотом опрокинулся на спину, размахивая в воздухе короткими лапками.
Энке разозлился.
Знаешь, хомяк, в голодные годы я ел твоих сородичей!
Прости! с деланным раскаянием сказал грызун. Но я действительно здесь именно поэтому, а вовсе не потому, что верхние боги посовещались и решили спасти одного маленького тавальда.
Я не маленький!
Конечно, конечно, покорно согласился мохнатый собеседник. Ты большой воин, на насмешки врагов «бя» делаешь!
Энке обиделся и замолк. Он действительно верил в помощь духов леса, и появление этого хомяка его поначалу обнадёжило духи не оставят! А теперь выясняется, что хомяк просто хомяк, да ещё с мерзким нравом, и никакой пользы от него нет. Но ведь он говорит по-человечески, а это немало, и поминает верхних богов, и знает нечто важное о кроте. Нет, хомяк не прост, это ясно, вот только как с ним дальше быть? Он ведь теперь не отвяжется
Юноша откинулся назад и прислонился к стене жилища вождя. Он вспомнил, как некогда отец учил его доверять предчувствиям. Вот что первое почувствовал в той или иной ситуации то, скорее всего, и сбудется. Когда в следующий миг начинаешь размышлять и что-то придумывать это уже не то, это думание может и подвести. А предчувствия подсказываются напрямую духами-хранителями, только понять их правильно не всегда удаётся, и это порождает большие трудности.
Сейчас предчувствие подсказывало Энке, что долго сидеть и думать ему не дадут, поэтому для отдыха и восстановления сил надо пользоваться каждым мигом. И ещё у него возникло непривычное и не самое приятное ощущение что им, Энке, занялись какие-то неведомые силы, а он начисто лишён свободы выбора. Взять хоть этого хомяка, свалившегося на него невесть откуда.
Хомяк между тем улёгся на шкуре и свернулся в плотный меховой шарик. Пятна на его теле походили на солнечные блики, так что с ходу разглядеть зверя было трудно.
Хомяк? окликнул его Энке.
Чего тебе? отозвался грызун, приоткрыв один глаз.
Раз уж ты такой умный, скажи, что такое «хаквах»?
Маленькая вонюченькая ящерка, отвечал хомяк без малейшей запинки и с видимым удовольствием. Гадёныш, одним словом.
Энке помолчал. Однажды он припомнит им и это
А «хич» раб, правильно?
Почти. Хич это раб, назначенный для обрядового убиения.
Юноша вздрогнул. Значит, вот для чего он выменян! Вождь отдал за него двадцать пять одеял и плащ-сокровище, чтобы потом убить?
Энке всегда считал, что рабы нужны для тяжёлого труда. Вообще-то в Лососьем роду на памяти Энке никогда не бывало рабов. Сородичи жили вдали от племенных границ, а в межродовых распрях Лососий род не участвовал с тех пор, как Коссетан, дядя подлого вождя Уэнунта, враждовал с родом Жабы задолго до рождения юноши. Энке знал рассказы о войнах, знал, что противника можно захватить в плен и обратить в раба, но вот что с этим рабом происходит дальше он представлял себе с трудом. Более понятным ему казался другой исход пленника смерть под пытками у столба. Тут всё ясно пытающие получают силу врага, подавляя его дух, а ещё удовольствие от зрелища. А для пленного воина столб последняя возможность проявить стойкость и стяжать славу. Ведь бывало же так, что враги, поражённые силой духа пленника, освобождали его и отпускали на волю, а то и принимали в племя. Но уж если не замучили сразу зачем убивать потом, какая в этом слава? Особенно если пленник не в бою захвачен, а на шкуры выменян?
Что-то ты приуныл, заметил хомяк, разворачиваясь из шарика. Наплевать, не бойся!
Я не боюсь! резко сказал Энке. Но зачем?
Как зачем? На Атангву и так косятся, что он слишком много одеял дома держит, и три года воинам топоров не дарит. Местные об этом на берегу болтали. А, впрочем, тут хомяк вскочил на все четыре лапы, как я вижу, все набиваются к нему домой. Пойду-ка повожу там носом!