Картина вторая
Весенним слякотным утром студент выпускного курса Григорий Яблонский вошел в приемную ректора и поинтересовался:
Могу ли я поговорить с Дмитрием Алексеевичем?
Сейчас узнаем.
Миловидная дамочка подняла телефонную трубку.
Дмитрий Алексеевич, с вами хочет поговорить студент Яблонский что? да, да Хорошо.
Наталья Сергеевна, как звали секретаршу, наманикюренным пальчиками нажала на черные телефонные попурышечки и сказала, указав на дверь:
Проходите.
Яблонский вошел. После безликих институтских коридоров, кафедр и лабораторий кабинет ректора представлялся оазисом интеллектуализма: массивный письменный стол, кожаное кресло, полированный стол, для приглашенных лиц, деловые стулья. Два огромных окна, задернутые легким тюлем. Великолепные книжные стеллажи с томами классиков научного коммунизма. Цветной телевизор на кокетливой тумбочке.
Добрый день, Дмитрий Алексеевич.
Добрый. Добрый. Ответил, не отрываясь от бумаг дипломированный (похотливый взгляд, жгучие черные усы, густые привлекательные брови, набриолиненные волосы, длинный многообещающий нос) мачо Дмитрий Алексеевич Раевский. Чем порадуете, огорчите старика, Григорий?
Яблонский решил не темнить и не ходить вокруг да около, а честно изложить цель своего визита:
Дмитрий Алексеевич, я сугубо по личному вопросу
Видите ли, после окончания института я бы хотел остаться в столице. Ректор недоуменно взглянул на Яблонского.
С каких таких коврижек, мой дорогой друг?
Я отличник. Стипендиат. Участник институтской команды КВН. Призер студенческой олимпиады. Предприятие, на котором я проходил практику, готово принять меня на должность.
Ректор аккуратно сложил бумаги. Вложил их в папку. Завязал тесемочки. Забросил папку в стол и сказал:
Ну что ж стипендиат, лауреат это все прекрасно, если бы не одно но!
Насколько я помню, вы поступили в наш институт по направлению Гороно вашего города, и, стало быть, должны туда вернуться. И это, надо сказать, чудесный вариант.
Старинный красивый, плюс родной город, что еще может быть лучше?
Я не люблю город, в котором родился. Это ошибка судьбы и я хочу ее исправить! Ректор весело рассмеялся.
Милый мой! Это как-то уж очень по-мальчишески. Не люблю! Ошибка судьбы! Как-то даже, право, от вас не ожидал. Я, знаете ли, тоже с удовольствием поменял бы это кабинетное кресло на шезлонг на собственной вилле у берегов лазурного океана.
Но, увы, вынужден сидеть здесь и слушать ваши причитания.
Хозяин кабинета поправил гармонирующий с серой финской тройкой галстук и, поигрывая каблуком итальянского ботинка, продолжил:
Вы, очевидно, полагаете, что только вас обманула природа, выбрав вам в качестве родного города Тмутаракань? О, нет, мой друг, таких как вы, у меня в кабинете только за этот месяц уже побывала сотня человек.
Значит, помочь мне нельзя?
К моему великому, сожалению, увы, и ах. Кроме этого, Григорий, вы же комсомолец и насколько я помню, подали заявление о принятии вас в партию?
Да.
Так вот как будущий партиец вы должны быть на острие событий, а вы просите у меня снисхождения и легкой жизни в столице
Понимаю, понимаю. Остановил ректор пытающего что-то возразить студента. И в столице жизнь не сахар. И здесь нужно, если еще не больше, чем в провинции, бодаться за место под солнцем
Кроме того, дорогой мой, ведь в вашем городе вас ждет мать и, очевидно, любимая девушка.
Нет у меня там девушки.
Хорошо, девушки нет. Но ведь мать-то есть? Есть! И она ждет, надеется. Вот приедет сын, думает она, станет мне подмогой. Женится, осчастливит меня внучатами. Вы же ей такой сюрприз. Променял столицу на мать! Как-то, знаете ли, кощунственно! А ведь она, судя по вашему джинсовому костюму и импортным башмакам, вам помогает. Вы, что же, дорогой мой, кроме своего родного города, не любите и собственную мать?
В кабинете повисла пауза.
Ну, что ж вы молчите? Неужели не любите? прогнал затянувшийся интервал трагическим вскриком ректор. Вот так так так
Дмитрий Алексеевич, через пару лет, я ведь мог бы забрать мать к себе. А внуки? Я
думаю, что она будет даже рада, если ее внуки родятся в столице. Как вы думаете?
Руководитель ВУЗА грустно улыбнулся и ответил:
Думаю, что вы правы, но поверьте, Григорий, притом, что вы мне зверски симпатичны, вынужден повториться, увы и ах, я ничем не могу вам помочь. Категорически ничем. Рад бы. Ей Богу рад, но это катастрофически не в моих силах.