И сотня из четвертой зоны, из Брабанта Виктор Мартен, соученик Гольдберга по университету Лувена, закатил глаза:
Эмиль, мы договаривались на совещании в целях безопасности бельгийское Сопротивление разделили на зоны и секторы.
Работы было много. Кроме диверсий и саботажа, партизаны устраивали побеги военнопленным и евреям. Людей переправляли на юг, переводя через швейцарскую границу или территорию вишистской Франции. Немцы пока оккупировали только север страны. Путь через Лион и Марсель в нейтральную Испанию оставался свободным.
Они наладили и дорогу на запад, через Лизье, и Ренн. В Ренне отряды Сопротивления поддерживали связь с Британией. Из порта Сен-Брие, на северном побережье, рыбаки ходили в Дартмут. Гольдберг собирался отправить этим путем Элизу и детей. Эмиль напомнил себе:
Как можно скорее. Она, конечно, хочет остаться, но нельзя рисковать он поймал себя на улыбке.
Начиная с осени, Эмиль почти всегда улыбался. Ребята в отряде смотрели на него недоуменно. Они привыкли, что Монах, в общем, довольно хмурый человек и шутит редко. Никто ничего не спрашивал. Отлучки в Льеж считались деловыми поездками. Монаха люди уважали, воевал он с такими же молчаливыми, немногословными местными уроженцами. Поездки действительно были деловыми. Монах встречался с руководством Сопротивления и передавал материалы для радиста.
Виктор принес еще кофе:
Значит, некий футляр ты забираешь? Эмиль кивнул:
От квартиры мы откажемся, я умею обращаться он пощелкал длинными пальцами, с футляром. Здесь небольшой город, все на виду безопасную квартиру сняли в приречном квартале рядом с портом. Зная, что Элиза выходит в эфир, Гольдберг все равно беспокоился. На последней встрече, в прошлую субботу, он приложил палец к ее губам:
Не надо спорить, пожалуйста. Письма из ящика я буду забирать, ты оставишь ключ информация приходила из Берлина. Элиза научила его шифру. После ее отъезда Гольдберг брал на себя передачу данных в Лондон. Держать радио в лесу было безопасней, чем в Льеже, или Брюсселе, утыканных немецкими войсками:
В общем он намазал масло, на бриошь, я останусь без радиста на какое-то время. Но я справлюсь, а потом сюда пришлют нового человека Элиза пока никому не сообщала об отъезде, даже брату. Не знали об этом и в Блетчли-парке, но Гольдберг затруднений не предвидел.
Все просто, ласково сказал он, надену свой обычный наряд Элиза хихикнула, иезуита. Довезу вас до Лизье, передам с рук на руки твоему кузену, Маляру Гольдберг подмигнул ей. Они были далеко от Бретани, но успели провести несколько совместных акций на французской границе, с местным Сопротивлением. Эмиль слышал и о Маляре, и о Драматурге и о Монахине. Элиза сказала, что Маляр и Монахиня обвенчались:
Несмотря на войну она улыбалась, видишь, как бывает. И кузен Стивен женился, только он погиб и дочка у него круглая сирота в сумерках заблестели ее большие, голубовато-серые глаза. Он поцеловал нежные веки, каждую влажную ресницу:
Если бы я мог с тобой пойти в мэрию, мадам Дельпи, я бы сделал бы это прямо сейчас он лежал, устроив ее голову на плече, только сначала оделся бы она заулыбалась. Эмилю стало спокойно:
Прямо сейчас, повторил он, после войны я так и сделаю. В первый день победы он, тогда, отчего-то, подумал:
Интересно, каким он станет, первый день? В Европе высадятся союзники. Русские отбросят Гитлера от Москвы. Дожить бы от золотистых волос пахло лавандой. Она, почти неслышно сопела ему в плечо:
А во-вторых, Эмиль прижал ее к себе, никто сиротой не останется. У Маргариты есть отец, то есть я о бывшем муже Элизы они не говорили, и если что-то случится. Гольдберг махнул на восток, то мальчишек мы вырастим, конечно. И тебя, малыш, и твоих братьев и сестер он положил ладонь на белую кожу.
О ребенке Эмиль думал почти благоговейно. Элиза не могла пойти в рудничную больницу. Они доверяли доктору Лануа, помогавшему Сопротивлению, но все равно, стоило соблюдать осторожность. Эмиль сам измерял ей пульс, Элиза весело смеялась:
Все хорошо, милый. Голова немного кружится, но даже не тошнит он знал о ребенке, которого ждала Элиза, в прошлом году. Гольдберг ничего не стал говорить. Он просто держал ее в руках, слушая тихие всхлипы. Эмиль шептал: