pro universis beneficiis tuis, qui vivis et regnas in saecula saeculorum под столом Маргарита дала Гамену кусочек блина. Собака лизнула пальцы девочки.
Они все знали, как их зовут, на самом деле, знали, кто такая мадам Дельпи. Отец Андре и отец Виллем объяснили, что это игра:
Пока идет война улыбнулся старший священник, мы будем в нее играть. Нам станет веселее, милые, но надо всегда соблюдать правила Маргарита и ее братья начали играть еще до Мон-Сен-Мартена. Другие дети тоже приехали из католических приютов, с чужими документами. Маргарите немного завидовали, она жила в одной комнате с матерью. Все остальные предпочитали не говорить о родителях, хотя Иосиф и Шмуэль были уверены, что мать после войны заберет их домой. Об отце они не упоминали. Дети знали, что отца увезли на восток, как и других отцов и матерей ребятишек, что жили с ними в приюте. Кто-то из подростков хмуро сказал:
Оттуда не возвращаются, поверьте моему слову мальчика вытолкнул из вагона, шедшего на восток, его отец. Подростка со сломанной ногой подобрал путевой обходчик. Старик скрывал мальчика дома два месяца, а потом через иезуитов его отправили в Мон-Сен-Мартен. Весь поселок тоже участвовал в игре. В церкви Маргарите даже становилось смешно. Она оглядывала заполненные людьми ряды скамей:
Все знают, кто такая мамочка. Но никто, никогда не донесет немцам мадам Дельпи с дочкой ходила в гости к женам шахтеров. Им открывали заднюю комнату или кладовую. Под холщовыми чехлами стояла мебель из замка, хранились ковры и шпалеры. Маргарита слышала голоса хозяев:
Мадам Кардозо, пожалуйста, не беспокойтесь. После войны мы отстроим замок. Переедете туда с мадемуазель Маргаритой молитва закончилась, девочка соскочила со скамейки. Сегодня была суббота, выходной. Мать уезжала в Льеж за провизией, а они с дядей Виллемом убирали приют. Девочка подхватила банку с фруктовым сиропом. Серые глаза дяди весело взглянули на нее:
Дай мне хотя бы ложку забрать, милая Маргарита ждала конца войны, чтобы отрастить косы. Два раза в месяц в умывальной мать наголо стригла ее кудрявые, черные волосы и мазала голову зеленкой. Девочка со вздохом посмотрела на братьев:
Им хорошо, они светловолосые дети шумели на кухне, журчала вода в кране. Виллем вышел в переднюю. Сестра стояла перед зеркалом, в поношенном сером пальто, в крепких ботинках. Насадив шляпку на золотистые волосы, Элиза взяла саквояж:
Я к вечеру вернусь, как обычно. На обед рагу из мясных обрезков она коротко усмехнулась, девочки пюре сделают, рисовый пудинг Виллем, наклонившись, поцеловал нежную щеку:
Ты осторожней, пожалуйста.
От сестры пахло знакомо, лавандой. Она кивнула: «Не беспокойся».
Священник открыл дверь, поежившись от утреннего холодка:
Она к причастию не подходит, я видел. Почему? Но не спросишь у нее Виллем перекрестил узкую спину в сером пальто. Сестра забирала с почты письма и выходила в эфир с передатчика, хранящегося под полом маленькой квартирки в рабочем квартале Льежа:
Это опасно вздохнул священник, но мне туда ездить еще опаснее. Здесь дети, два десятка, мальчишки кузины Эстер, Маргарита. Отец Андре старый человек, я за них ответственен. Одному Гамену можно бегать по округе в ошейник собаки вкладывали записки для Монаха. Виллем понятия не имел, кто это такой. Сестра туманно заметила:
Чем меньше о нем знает людей, тем лучше Виллем согласился. В газетах писали, что немцы все еще окружают Москву, но в Северной Африке Роммель терпел поражения.
Раньше через ирландцев можно было с Лондоном связаться достав из кармана рясы мешочек с табаком, Виллем свернул папироску, а теперь мы, как на острове. Отец Андре сказал, что Элиза все равно, что вдова. Впрочем, они и не венчались с Давидом огибая угол церкви, белого мрамора, Элиза оглянулась. Брат покуривал, прислонившись к косяку двери:
Если бы он знал морозный воздух обжигал щеки. Элиза с отвращением посмотрела на нацистские флаги у входа в бывший клуб:
Если бы он знал, что меня отлучили от церкви отец Андре развел руками:
Посмотрим, что дальше будет. Пока молитесь, раскаивайтесь в смертном грехе, в убийстве невинного существа отлучение мог снять епископ, но, по мнению отца Андре, прошло слишком мало времени.
Элиза наступила на изморозь, на булыжниках мостовой, голова немного закружилась. Она остановилась, подышав: