Вы хотите уйти? Я могу провести Вас
Это исключено, оборвала её Марта. Имперский пропуск является действительным только для родственников Ноули Виллимони, а я не вхожу в их число.
Но я хотела бы
Не только в этом дело, Байна, покровительственно улыбнулась Марта. Кеблоно моя родина, я не брошу её, что бы ни случилось с нею. Я буду стоять на страже Дебллских ворот! Я слишком люблю свой дом. За эти годы Кеблоно сделался частью меня самой. Потеряв его, я потеряю себя. Я благодарю тебя за твоё предложение, но я вынуждена отказаться. Я не предательница, я не слабая. Я не дрогну.
Таинственный золотистый свет неба, на востоке которого медленно начинало подниматься солнце, на секунду озарил их лица. Решительная Марта смело глядела на растерянную Байну Санну, и в глазах у обеих горело пламя любви. У одной: к погибающему городу, у другой к потерянному навсегда брату. Как бы ни разнились эти чувства, суть они имели общую, и эта суть объединяла их. Поэтому Марта не испытала презрения к уходящей Байне. У неё был шанс начать жизнь сначала. Она знала, что в жизни ей открыто ещё множество разных дорог. А Марта жила и дышала лишь одним не увядающей мечтой о мести.
Прощай, Байна Санна, улыбнувшись, сказала она на прощанье.
Прощайте, госпожа, с робким почтением ответила девушка и медленно пошла вниз по крыльцу.
Марта окликнула её тогда, когда она уже торопливо засеменила по улочке, пересечённой первыми золотистыми полосами восходящего солнца.
Постой!
Санна покорно обернулась, сунув руки в глубокие карманы своего платья.
Что, госпожа? с непередаваемой детской наивностью спросила она.
Неужели ты пойдёшь так? Налегке?.. удивилась Марта.
Мне нечего брать с собой, госпожа, тень полуулыбки осветила личико девушки. Всё, что мне нужно имперский пропуск и память о брате. Одно, она похлопала себя по карману, я несу здесь. Другое, она нежно дотронулась до фиолетового шнурка у себя на шее, хранится и вне моего сердца, и в нём самом. Для меня Ноули жив, пока жива я. Я никогда не забуду его.
Прощай, повторила растерянная Марта.
Прощайте, госпожа, тем же тоном, что и в прошлый раз, отвечала Байна Санна.
Хрупкая фигурка девушки стремительно удалялась, а Сауновски, как загипнотизированная, ещё смотрела ей вслед. Вот сестра офицера Виллимони скрылась за поворотом извилистой улочки, незаметная, как призрак. Хотя её давно не было рядом, Марта неустанно слышала в своих ушах отзвук её слов:
«Для меня Ноули жив, пока жива я».
«Значит, моя семья тоже здесь, рядом, ведь я ещё стою на земле и помню о них», осознала Марта. Жаль, что эта истина открылась ей чересчур поздно: ведь уже через пару ничтожных часов грядет её последний бой.
Я иду туда, где сейчас я нужнее всего, твёрдо улыбнувшись, Марта надела шлем и рысью припустила к Дебллским воротам.
* * *
Ноули Виллимони, старший офицер пятого королевского полка, с видом мрачного торжества изучал сырую тюремную стену напротив себя. На самом деле он чувствовал себя вовсе не так уверенно и непоколебимо, как вам могло бы показаться. Когда мысль о сестре: беспомощной наивной глупышке, застрявшей в стане у врага касалась его памяти, ему казалось, что в приступе гнева он способен разбить унижающие его кандалы вдребезги!
Но это было не так. Закалённая сталь была во много раз сильнее него. Как бы он ни ёрзал и ни извивался, как бы он ни колотил оковами о покрытые плесенью кирпичи, ему не удалось добиться иного эффекта, кроме ноющей боли в сломанных запястьях. Почему он был так жалок и бессилен? Почему?! Ведь он лучший воин на передовой, в полку о нём ходили легенды! И что толку от его талантов? Его схватили какие-то грязные простолюдины его, аристократа и доверенного человека Королевских особ!
Но сегодняшний кошмарный день нёс в себе ещё немало новых неприятностей.
Решётка, закрывавшая выход из его камеры, поднялась вверх, и в проходе в качестве нового препятствия возник палач. Как внимательный Ноули выяснил из подслушанных разговоров своих тюремщиков, этого его мучителя звали Вест Айрен. Из всей четвёрки наглых повстанцев он был самым нетерпеливым и самым кровожадным. Казалось, ему доставлял удовольствие процесс пытки как таковой. Потоки льющейся крови, ругань и крики жертвы только подбрасывали дров в костёр его пылкой радости. Ноули сумел выбрать правильную стратегию: во время истязаний он стоически молчал, даже если причиняемая ему боль казалась невыносимой. Вест был бы безмерно счастлив, если услышал от строптивого пленника хоть звук, а в планы последнего не входило исполнять вражеские желания. Поэтому, едва взор Виллимони остановился на массивной фигуре Айрена, губы его выработанным рефлексом крепко сжались, а каждая клеточка тела внутренне напряглась, готовясь к боли.