Да что вы! Кто же из баранины бульон варит! То-то я чувствую, что свечным салом пахнет, сказала Глафира Семеновна и отодвинула от себя бульон. Скажите, неужели это самый лучший ресторан? Мы просили извозчика привезти нас в самый лучший, спросила она брюнета. Добре этот ресторан?
Наиболий немский ресторан, кивнул брюнет.
Немецкий, а такой плохой, пожала плечами Глафира Семеновна. Так какая же это маленькая Вена! Разве в Вене так кормят!
Ну, на безрыбье и рак рыба, ободрял жену Николай Иванович, съевший всю свою порцию бульона. И из овечьего мяса бульон для разнообразия поесть не дурно. Приедем в Петербург, так будем рассказывать, что ели в Сербии бульон из овечьего мяса.
И он придвинул к себе порцию бифштекса. Придвинула и Глафира Семеновна, отрезала кусочек и понюхала.
Деревянным маслом что-то припахивает, сказала она и, положив в рот кусочек, стала жевать. Положительно деревянное масло.
И я слышу, отозвался Николай Иванович, уничтоживший уже половину бифштекса. Но это ничего. В Неаполе ведь мы заведомо ели же бифштексы на прованском масле.
Так то на прованском, а это на деревянном.
Глафира Семеновна отодвинула от себя бифштекс.
Брат-славянин! Оливковое это масло? Елей? Из оливок елей? спросил Николай Иванович брюнета.
Олива, олива Есте отвечал тот.
Ну вот видишь Кушай Ведь и деревянное масло из оливок, только похуже сорт. Кушай Это не вредно.
Сам жри, а я не могу отчеканила жена и стала кушать белый хлеб, запивая его глоточками неготинского вина. Завезли в такое государство, где можно с голоду помереть, прибавила она и приказала подать себе кофе со сливками.
Николай Иванович между тем ел поданный ему бараний фарш в виноградных листьях, жевал, морщился и силился проглотить.
И охота тебе всякую дрянь есть! сказала ему Глафира Семеновна.
Нет, оно не совсем дрянь, а только уж очень перчено. Весь рот спалило. Очень уж что-то туда ядовитое намешано.
Он проглотил наконец кусок и вытаращил глаза, открыв рот.
Добре? спрашивал его брюнет улыбаясь.
Добре-то добре, только уж очень пронзительно. Что здесь имо, брат-славянин? спросил Николай Иванович, указывая на колобок, завернутый в виноградный лист, оставшийся на тарелке.
Бибер[33], паприка Добры бибер
Второго колобка Николай Иванович уже не стал есть и тоже спросил себе чашку кофе.
Ну, все-таки настоящего сербского блюда попробовал, хотя и опалил себе рот, сказал он себе в утешение. Зато уж самая что ни на есть славянская еда!
За питьем кофе супруга стала расспрашивать брюнета в очках, есть ли в Белграде какие-нибудь увеселения, но оказалось, что никаких. Театр имеется, но труппа в нем играет только зимой наездом. Есть концертный зал, но концертов ни сегодня, ни завтра в нем нет. Есть какой-то кафешантан, но брюнет, назвав его, тотчас же предупредил, что дамы туда не ходят.
Так что же мы здесь делать-то будем? сказала Глафира Семеновна. Знаешь что, Николай? Расплачивайся за прекрасную еду, поедем сейчас посмотреть две- три здешние церкви, и если можно сегодня вечером, то сегодня же и покатим дальше.
Да, пожалуй согласился муж. Меня и самого этот Белград что-то не особенно интересует. Пустынный город. Теперь в Софию. К другим братушкам.
Поедем, поедем Здесь с голоду помрешь. Нельзя же только одним кофеем с булками питаться. Авось у болгар в Софии лучше и сытнее. А здесь только одно овечье мясо. Помешались на овечьем мясе.
Супруги начали расспрашивать брюнета, когда отходит поезд в Софию. Оказалось, что поезд, направляющийся в Софию и в Константинополь, проходит только один раз в день через Белград, именно в те вечерние часы, когда супруги вчера сюда приехали.
Тогда сегодня вечером и уедем! еще раз подтвердила Глафира Семеновна и до того обрадовалась, что она сегодня уедет из Белграда, что даже просияла. А теперь возьми мне, Николай, пяток апельсинов, указала она на апельсины на буфете. Будем ездить по городу, так я съем парочку в экипаже. Не перед кем тут церемониться на улице. Дайте сюда апельсинов! крикнула она слуге по-русски.
Портогало! перевел слуге брюнет.
Портогало апельсины-то по-сербски. Надо запомнить. Ты запиши, Глаша, сказал Николай Иванович и стал рассчитываться со слугой, подавшим тарелку с апельсинами, за все съеденное и выпитое.