Вскоре сербские деньги были отсчитаны. Меняла дал на два динара и цинковых разменных монет по двадцати, десяти и пяти пара, объяснив, что в динаре содержится сто пара.
Как во Франции во франке сто сантимов, сказала Глафира Семеновна. Понимаем.
Да ведь динар тот же франк, но только сербский. Здесь французскова система, кивнул меняла. А теперь, если вы любитель старинных монет, не желаете ли вы купить у меня самаво редкова монет от Бизанц?.. обратился он к Николаю Ивановичу. Есть от император Теодосий, есть от Константин.
Нет-нет. На кой они мне шут!
Для своего русского соотечественник я дешево бы продал.
Бог с ними. Прощайте. Поедем, Глафира Семеновна, стал звать жену Николай Иванович.
Постойте трошечки, ваше превосходительство, удержал его еврей. Тогда часы английскова с музыкой не хотите ли купить?
Не надо. Ничего не надо, махнул рукой Николай Иванович.
А то самый древний кадильница есть от Бизанцский царства?
Нет-нет. Не затем приехали.
Да вы посмотрите прежде. Такова кадильница в парижском музеум нет!
И еврей-меняла вытащил из-под прилавка какую-то решетчатую серебряную чашку с крышкой и с изображением на ней креста.
Спасибо, спасибо. Мы приехали не покупать, а погулять. Пойдем, Глаша!
Николай Иванович направился к двери.
Но вы посмотрите хоть, каково у меня перстень есть с большого аметист от царь Палеолог, загородил ему дорогу еврей-меняла.
Спасибо, спасибо. Мы путешественники, а не собиратели редкостей.
Тогда, может быть, для мадам сшить чего не надо ли? Моево жена портниха и по последнево парижскаво мода шьет. Ривке! Да что же ты стоишь! Покажи благороднова даме своя работа, крикнул еврей-меняла на свою жену.
Та бросилась было в комнату за лавкой, но Глафира Семеновна крикнула ей:
Не трудитесь показывать! Я все наряды в Вене для себя закупила.
Супруги вышли на улицу к экипажу. Еврей-меняла выскочил за ними, усадил их в экипаж и стал расспрашивать о чем-то возницу по-сербски.
Трогай! крикнул Николай Иванович вознице. Айда!
Лошади помчались. Еврей-меняла покачал головой и крикнул:
Ай, какова вы экономный генерал!
При слове «генерал» Николай Иванович самодовольно улыбнулся.
Вот неотвязный-то жидюга! сказал он жене. А удивительное дело, Глаша, что за границей меня многие за генерала принимают. Должно быть, моя физиономия
Брось махнула ему рукой Глафира Семеновна. Ты видишь, что еврей тебе льстит, в душу влезает, а ты уж сейчас и за настоящую монету принимаешь. Ну, однако, я есть хочу. Надо отыскать какой-нибудь ресторан, переменила она разговор.
Да и у меня в животе словно кто на контрабасе играет, согласился супруг и приказал вознице: Братушка! Теперь вези нас в ресторан. Но чтобы добре ресторан, самый добре Понимаешь?
Есте, есте, господине. Добре гостионица треба, отвечал возница, погоняя лошадей.
Проехав две улицы, Глафира Семеновна увидала еще двух нарядно одетых дам и девочку и раскритиковала их накидки, будто бы уж старомодные. Наконец возница завернул за угол и остановил лошадей около белого каменного дома.
Эво гостионица сказал он.
В окнах нижнего этажа виднелись сидевшие за столами усатые и бородатые мужчины.
Смотри, братушка, добре ли этот ресторан? проговорил Николай Иванович вознице.
Наиболий[24] ресторан, господине. Излазти[25].
Супруги вышли из экипажа и вошли в ресторан.
Ресторан представлял собой большую комнату со стойкой, за которой стоял совсем белокурый человек с реденькой бородкой, резко контрастируя с сидящими за столиками смуглыми и черноволосыми, как вороново крыло, мужчинами. На стойке стояли две запыленные искусственные пальмы в горшках, а среди них помещалась группа бутылок, лежали на тарелках оливки и копченая рыба, а также стоял пивной бочонок на подставках, окруженный пивными стаканами. Накурено было до невозможности. В стороне помещался французский бильярд без луз и два человека: один коротенький в гороховом пиджаке, а другой длинный в сером пиджаке играли на нем карамбольную партию. Мужчины за столиками больше пили пиво или сидели за маленькими чашками кофе, чем ели. За двумя столами играли в карты.
Да это портерная какая-то, сказала Глафира Семеновна и остановилась, не зная, идти ли дальше, но к супругам подскочил белокурый человек, выскочивший из- за стойки, и заговорил по-немецки: