Да что има-то? Карта есть? Принеси карту кушанья и вин!
Одна, господине Упут[12] поклонилась шапка и исчезла.
Супруги начали приготовляться к умыванию, но только что Глафира Семеновна сняла с себя лиф и платье, как раздался сильный стук в дверь.
Кто там? Погоди! Карту потом подашь. Прежде дай помыться! крикнул Николай Иванович, думая, что это баранья шапка с картой кушаний, и снял с себя пиджак.
Стук повторился.
Говорят тебе, подожди! Не умрешь там.
Николай Иванович снял рукавчики и стал намыливать себе руки. Стучать продолжали.
Врешь, врешь! Над тобой не каплет, отвечал Николай Иванович и начал мыть лицо.
Стук усиливался, и бормотали два голоса.
Вот неймется-то! Ну прислуга! Ломятся, да и шабаш!
Николай Иванович наскоро смыл мыло с лица и приотворил дверь. В коридоре стоял извозчик, которому не заплатили еще денег за привоз с железнодорожной станции. Его привел носатый войник, который ехал на козлах.
Батюшки! Извозчику-то мы и забыли впопыхах заплатить деньги! воскликнул Николай Иванович. Но ты здесь, эфиопская морда, зачем? обратился он к войнику.
Бормотал что-то по-сербски извозчик, бормотал что-то и войник, но Николай Иванович ничего не понимал.
Сейчас. Дай мне только утереться-то. Видишь, я мокрый, сказал он извозчику и показал полотенце. Глаша! Чем я с извозчиком рассчитаюсь? У меня ни копейки сербских денег, обратился он к жене, которая плескалась в чашке.
Да дай ему рубль, а он тебе сдачи сдаст. Неужто уж сербы-то нашего рубля не знают? Ведь братья-славяне, отвечала Глафира Семеновна.
Николай Иванович отерся полотенцем, достал рублевую бумажку и, подойдя к полуотворенной двери, сказал извозчику:
Братушка! Вот тебе наш русский рубль. У меня нет сербских денег. Возьмешь рубль?
Извозчик посмотрел на протянутую ему рублевую бумажку и отмахнулся:
Айа, айа. Треба три динары, сказал он.
Фу ты леший! Да если у меня нет динаров! Ну, разменяешь завтра на свои динары. Три динара Я тебе больше даю. Я даю рубль. Твой динар четвертак, а я тебе четыре четвертака даю! Бери уж без сдачи. Черт с тобой!
Опять протянута рублевая бумажка. Опять замахал руками извозчик, попятился и заговорил что-то по-сербски.
Не берет, черномазый, сказал Николай Иванович жене. Вот они братья-то славяне! Даже нашего русского рубля не знают. Спасали, спасали их, а они от русского рубля отказываются. Я не знаю, что теперь и делать?
Да дай ему гульден. Авось возьмет. Ведь на станции австрийскими деньгами рассчитывался же, сказала Глафира Семеновна, обтирая лицо, шею и руки полотенцем.
Да у меня и гульдена нет. В том-то и дело, что я на станции все австрийские деньги роздал.
У меня есть. Два гульдена осталось. Вот тебе.
И Глафира Семеновна подала мужу новенький гульден.
Братушка! А гульден возьмешь? спросил Николай Иванович извозчика, протягивая ему монету.
Тот взял гульден и сказал:
Малко. Иошт треба. Се два с половина динары
Мало ему. Нет ли у тебя хоть сколько-нибудь австрийской мелочи? спросил Николай Иванович.
Глафира Семеновна подала ему несколько никелевых австрийских монеток. Николай Иванович прибавил их к гульдену.
Захвалюем, господине, поблагодарил извозчик, поклонившись, и тотчас же поделился деньгами с войником, передав ему мелочь.
Глаша! Вообрази! Почтенный носатый войник и с извозчика нашего сорвал халтуру! воскликнул Николай Иванович.
Да что ты! Вот ярыга-то! Славянин ли уж он? Может быть, жид? выразила сомнение супруга и стала со свечкой оглядывать постель. Все чисто, сказала она, заглядывая под ковер. Мягкий тюфяк на пружинах и хорошее одеяло.
Вскоре явился владелец бараньей шапки, на этот раз уже без шапки и переменив замасленный серый пиджак на черный. Он внес в комнату лампу, поставил ее на стол и положил около нее тетрадку, составляющую репертуар кушаний и вин ресторана, находящегося при гостинице престолонаследника.
А! И карточку принес, братушка! Ну, спасибо. Захвалюем произнес Николай Иванович, запомня часто слышимое им слово, и стал перелистывать книжку.
Книжка была рукописная. Кушанья были в ней названы по-немецки, по-сербски, но написаны преплохим почерком.
Ну-с, будем читать. Не знаю только, разберем ли мы тут что-нибудь, сказал он.
Да не стоит и разбирать, отвечала Глафира Семеновна. Все равно, кроме бифштекса, я есть ничего не буду. Бифштекс с картофелем и чаю Чаю до смерти хочу. Просто умираю.