С удовольствием бы, но у меня, голубчик, брат-славянин, только русские рубли да австрийские гульдены. Если можно разменять, то вот трехрублевая бумажка.
Нет, уж лучше давайте гульдены.
Николай Иванович подал гульден.
Мало, мало. Еще один. Вот так Какую гостильницу берете? задавал вопрос военный человек.
То есть где мы остановимся? Говорят, есть здесь какая-то гостиница престолонаследника Так вот.
Готель «Кронпринц» Туда и пришлю паспорт. Там получите, сухо отрезал военный и кивнул, чтобы проходили в отверстие в загородке.
Нельзя ли хоть квитанцию? Как же без паспорта? В гостинице спросят, начал было Николай Иванович.
Зачем квитанцию? Я официальный человек, в форме, ткнул себя в грудь военный и прибавил: Ну, добре, добре. Идите в митницу и подождите. Там свой пас получите.
Перед глазами Николая Ивановича была отворенная дверь с надписью «Митница».
Ну братья-славяне!
В белградской митнице, то есть таможне, было темно, неприветливо. Освещалась она всего двумя стенными фонарями со стеариновыми огарками и смахивала со своими подмостками для досматриваемых сундуков на ночлежный дом с нарами. По митнице бродило несколько полицейских солдат в синих шинелях и в кепи с красными околышками. Солдаты были маленькие, худенькие, носатые, нестриженые, давно небритые. Они оглядывали приезжих, щупали их пледы, подушки и связки. Один даже взял коробку со шляпкой Глафиры Семеновны и перевернул ее кверху дном.
Тише, тише! Тут шляпка. Разве можно так опрокидывать! Ведь она сомнется! воскликнула Глафира Семеновна и сверкнула глазами.
Полицейский солдат побарабанил пальцами по дну и поставил коробку, спросив с улыбкой:
Дуван има?
Какой такой дуван! Ну тебя к богу! Отходи, отстранил его Николай Иванович.
Дуван табак. Он спрашивает вас про табак, пояснил по-немецки брюнет в очках, спутник Николая Ивановича по вагону, который был тут же со своими саквояжами.
Вообще, приезжих было очень немного, не больше десяти человек, и митница выглядела пустынной. Все стояли у подмостков, около своего багажа и ждали таможенного чиновника, но он не показывался.
Подошел еще солдат, помял подушку, обернутую пледом, у Николая Ивановича и тоже, улыбнувшись, задал вопрос:
Чай есте?
Не твое дело. Ступай, ступай прочь Вы кто такой? Придет чиновник все покажем, опять сказал Николай Иванович, отодвигая от него подушку.
Мы войник, с достоинством ткнул себя в грудь солдат.
Ну и отходи с богом. Мы русские люди, такие же славяне, как и вы, а не жиды, и контрабанды на продажу провозить не станем. Все, что мы везем, для нас самих. Понял?
Но сербский полицейский войник только пучил глаза, очевидно ничего не понимая.
Не особенно-то ласково нас здесь принимают братья- славяне, обратился Николай Иванович к жене. Я думал, что как только узнают из паспорта, что мы русские, то примут нас с распростертыми объятиями, ан нет, не тем пахнет. На первых же порах за паспорт два гульдена взяли
Да сунь ты им что-нибудь в руку. Видишь, у них просящие глаза, сказала Глафира Семеновна, изнывая около подмостков.
Э, матушка! За деньги-то меня всякий полюбит даже и не в сербской земле, а в эфиопской, но здесь сербская земля. Неужели же они забыли, что мы, русские, их освобождали? Я и посейчас в славянский комитет вношу. Однако что же это таможенный-то чиновник? Да и нашего большого сундука нет, который мы в багаж сдали.
Наконец черномазые бараньи шапки в бараньих куртках внесли в митницу сундуки из багажного вагона.
Вот наш сундук у красного носа! указала Глафира Семеновна и стала манить носильщика: Красный нос! Сюда, сюда! Николай Иваныч! Дай ему на чай. Ты увидишь, что сейчас перемена в разговорах будет.
И дал бы, да сербских денег нет.
Дай австрийские. Возьмут.
Сундук поставлен на подмостки. Николай Иванович сунул в руку красному носу крону. Красный нос взглянул на монету и просиял:
Препоручуем-се, господине! Препоручуем-се заговорил он, кланяясь.
Вообще монета произвела магическое действие на присутствующих. Войник, спрашивавший о чае, подошел к Николаю Ивановичу и стал чистить своим рукавом его пальто, слегка замаранное известкой о стену, другой войник начал помогать Глафире Семеновне развязывать ремни, которыми были связаны подушки.
Не надо, не надо Оставьте, пожалуйста, сказала она.