Он серьезно. И Зиновьев живет тебе, Елена, хочется не меньше, чем когда-то хотелось мне, новогодняя круговерть дикая грызня за молекулы легко читаемого обмана Михаилу никто не звонил еще с предыдущего тридцать первого декабря и ему интересно: «если и сегодня никто не позвонит, выйдет ровно год в том году один звонок все же был. Из Брянска проклятии прорвались. От Тягача Шубова».
Сегодня пока миновало.
До Нового года не более получаса.
Звонки по-прежнему не слышатся, и Зиновьев скупо нервничает: «не хотелось бы, чтобы в последний момент такое достижение сорвалось. Целый год ни единого звонка это же действительно Vae Victis». Но пусть побежденным и горе, Михаил Зиновьев себя побежденным не чувствует. Причудливо расписанное морозом окно, LArena сеньора Морриконе, чуть приоткрытая банка шпрот, на часах пять минут первого, ему никто не звонил и не позвонит Михаил до того увлекся ожиданием, что не включал телевизор даже на бой курантов.
Да, Зиновьев увлекся ожиданием.
Ожиданием не счастья. Не звонка его отсутствия. Оставаясь ни с чем, забываясь вином, он не трогает вен и не блеет козлом: «ничего себе, подумал Михаил, круглый год никто не звонил но это же лишь начало ведь уже начинается следующий! мне и в нем едва ли кто-нибудь наберет: кое-что достигнуто и сейчас, но останавливаться мне пока не след перспективы же впереди необозримые».
Есть куда стремиться.
Находя убежище в дзенских недоговоренностях. Одевая горячие майки. Неустанно набирая зачетные баллы по шкале ценностей деда Фомы.
«Ты, старик, не из них? не из народа Чудь?».
«Летучая собака, Венедикт, в два раза меньше банана, но она жрет их целыми гроздьями».
«От твоих слов и вспухнешь, и осунешься».
«Решающий бой не начнется, не кончится» постижение игры света и тени, главенствующее положение ссучившихся, заносчивый торговый агент Венедикт Казаев, носящий на челе несмываемое клеймо добродетельного человека, залезавшего от скуки в огромные долги, родом и мыслями из Тобольска, что не мешает Венедикту довольно часто приезжать в компактную деревню, где растут липкие маслюки и живет дед Фома. Венедикт снимал комнату с видом на кабаний помет, даром пользовался догорающим солнцем, изыскивал теплокровные удачи: в деревне его знают.
Венедикт Казаев фанатичный вегетарианец.
Шокирующее некоторых обстоятельство.
«С иностранными языками у меня подлинная драма. Выстроенная свыше беспомощность в школе я учил немецкий, затем занимался».
«Что такое ахтунг? А, Венедикт?»
«Что, что Внимание».
«Молодец. Не забыл».
«Да будет тебе, Григорий, издеваться».
Вегетарианство в деревне не в ходу, но Венедикт разглашает поднаготную своих предпочтений и на чердаке пролетающей зимовать на шельфовый ледник Росса четырехногой Ногай-птице и на ферме. Там особенно наглядно.
Вы только посмотрите, завывал он, какие это симпатичные коровы, посмотрите получше, может хоть тогда вам их зажаренная плоть в глотку не полезет!
Не беря в заложники малогабаритных демонов, Венедикт ничего не требовал у Князя Тьмы. Его первая драка с женщиной датирована октябрем 1997-го: «какая на хрен лювовь, когда не стоит? не дергай, не хватай сам, сам, я, сам думаешь, я разденусь сам? нет, истеричка, мы пойдем другим путем!» погожими ясными днями Венедикт Казаев возвел в ранг привычки дымить тонкой сигарой и неторопливо прогуливаться по лесу.
Когда-нибудь, сказал он Григорию Трухонскому, все мы в обязательном порядке увидим закатный восход. Я не назову тебе ни одного художника Барбизонской Школы, не пойму восторги стадионной общественности, но иногда все-таки приятно побыть живым.
Иногда.
Я так и сказал.
Венедикт Казаев бродит по лесу, блаженно вдыхает аристократичный аромат опавшей листвы: взгляд у него под ногами. Он волен там быть. Казаев его приподнимает просека, лосиные следы, черный орешник, убивающий вокруг себя менее воинственную флору.
И волк.
Казаев безусловно понимает, что волк его сейчас съест: «мне от него не скрыться и не унестись, подумал он, волк же ко мне уже подбегает, а я все стою и ничуть не решаюсь рвануться в сторону выживания», но как же волк может есть мясо, Венедикту совершенно не понятно: «ну, к чему ему мясо? протеины же содержатся и в растительной пище, не понимаю я его, не могу уразуметь, как же он может меня есть» Венедикт Казаев не понимает волка, как вегетарианец, а дородный серый самец никак не возьмет в голову второе дно поведения Венедикта: «почему же он от меня не убегает? как так? неужели ему хочется присоединяться к мертвым без всякого сопротивления?» Венедикту Казаеву очень мечтается выжить. Он бы побежал.