Ворвись и его сокруши! Заставь Андрея Валентиновича хотя бы одеться. Надави на него своей спортивной подготовкой!
Не в твоей воле а насчет картонки ты как? Убедить Андрея Валентиновича картонку никуда не сдвигать ты в силах? Тебе бы побыстрее решиться, а не то он ну все он ее вверх, и я смотрю. Наглядеться не могу! Даже дыхание затрудняет у него, Коленька, вылитый твой, дико мною обожаемый, ты, Коленька, за мою верность не опасайся с ситуацией я справлюсь.
Я сплю, а во сне кому-то не тому отдаться любимому не измена, но я, Коленька, и во сне нашу с тобой любовь не замараю. В фантазии, во сне, я только твоя где угодно, впрочем, на просторах фантазии было бы славно на разнящийся с твоим член взглянуть.
Паршивая у меня фантазия. Помимо твоего лицезреть не доводилось и в фантазии снова он. Не фантазия, а позор и сама я девка никчемная! Накричав на себя, проснулась. На вагонной полке лежу, расстегнутой кофточкой перекусывающего мужчину привлекаю посыпанную пудрой слойку кусает он неактивно. На меня больше взирает.
Кофту я во сне расстегнула. Сон жаркий, сексуальности неоспоримой, я, лапочка, тебя до твоего полного счастья прокачаю, спасибо вам, Андрей Валентинович, за заботу, но пропади-ка вы сейчас же!
Андрея Валентиновича торпедировала, а этого мужчину обожду. Он ко мне не пристает, ну и зачем же мне не пристает, но и слойку не ест. Полностью покусывать кончил. С немигающей нацеленностью на меня весь во зрение превратился.
«Когда на меня так пялятся, меня берет охота позабавиться». Моя подружка Люся подобное сказать не постыдилась. Мне она ровесница, а мужчин у него было в наш дом культуры не поместятся. Как-то летом за обнаженное колено ее столько хватали, что опухать начало. Если в черный для нее день никакой мужчина ей не повстречается, промежность она бубликом ласкает маковки, выпуклости сплошная выпечка! У Люси бублик, у мужчины, что здесь со мной, слойка, половые потребности у него, наверное, колоссальные. Лысоватый, кряжистый, Люся мне говорила, что такой тип мужчин самый лютый.
Его напряжение мне следует снять. Не ртом, как я Коленьке снимала, а разговор поведя. Он, похоже, дозревает до того, чтобы сорваться и на меня броситься, и ради предотвращения я должна от похоти его увести. Про свою беременность ему скажу! Как протекает, какие ощущения доставляет, эрекцию я погублю ему несомненно, она у него но он же видит, что я беременная. Кофточка у меня прилегающая и не увидеть мой вздувшийся живот возможным мне не представляется.
Беременные женщины носят одежду посвободнее, но я для поездки в Бийск из имеющихся у меня вещей надела шикарнейшую. Мне бы, конечно, ее потом, с поезда уже сойдя, но мне, на платформу ступившей, уже не до кофточки будет. По незнакомым улицам иди, Колю ищи я, Коленька, беременна от тебя. Хорониться от меня на секретных квартирах тебе не пристало! Не застав тебя в редакции, я спрошу у них твой адрес и сражу же по нему отправлюсь.
«Ваш Николай тут не проживает» не приведи мне услышать с какой-нибудь бабой спутался и твое жилье у нее?!
Я, Коленька, идиота рожу. Сломаюсь, сопьюсь и на последней стадии создания полудурка из ребеночка сделаю.
Твоего ребеночка! И умственно плохим я его не стараниями страданиями я его! В него перельются, образовывающуюся нормальность сожгут, бороться с дебилизмом бесполезно ребеночек у тебя на всю жизнь изгоем останется. Понимание факта, что ты его папочка, от него заскользит, но я, Коля, ему вдолблю. У тебя есть отец, сегодня мы пойдем к отцу, он от нас запрется, но мы станем звонить, колотить, мы, папа, к тебе! в гробовом молчании ты от нас дверью не отгораживайся! разговаривать не хочешь не разговаривай, но впусти. Позволь мне твоему восьмилетнему отпрыску штанишки у тебя поменять.
Пролетят годы, и ты, Коля состаришься, загниешь, толковый ребеночек тебе бы опорой, но рожденный мною плечо тебе не подставит. Разбежиться и тебя, древнего старика, плечом в грудь! Захохочет, палец ноги тебе в ноздрю пощекочет, чтобы и ты засмеялся. Поверхностно проведет и вглубь жестоко просунет! Ты, Коленька, бы вопил, ослабевшими руками ногу отодвинуть бы тщился, без боя ты бы не сдался, но отбросив ногу, второй ногой под ребра бы ты получил. И надо тобой бы не весельчак рассвирепевший зверь над тобой бы стоял. Возражать психическим личностям зачастую самоубийственно.