Она, кажется, не моя, но я у кого-то спрашивал, по закоулкам ее искал, на групповом фото я с медвежонком. Мы окончили училище, и нас выстроили, снимают, медвежонка Петя Валинский у проходящего бродяги позаимствовал.
Медвежонок ему для заработка, а нашим ребятам для потехи стали уговаривать фотографа, чтобы вместе с медвежонком нас снял. Купив его согласие, поводок сунули мне, и держащим медвежонка на фотографии я вышел. Дальнейшую мою жизнь медвежонок бы, думаю, скрасил. Меня понесло в Чебоксары, заложенный моим рвением динамит, разумеется, рванул громко, кости я собрал и, не попрощавшись с гнобившим меня начальством, укатил на тарантасе в поместье Руфлеевой.
Набраться свежести, не теткой, а племянницей попользоваться, лобовую комплиментарность изберу и без подарка не останусь: ваша тетя Елена цветок, а вы, Катерина, персик
Катенькин цветок я не сорвал. Она тот цветок, что на цветущем персиковом дереве, а с этого дерева я только плоды срываю.
Вы, Катенька, неописуемо красивы, и я вас столь же неописуемо хочу!
Катенька мне отдалась. Распаленная моей молодостью Елена Владимировна отдавалась мне регулярно. Высиживая с удочкой в камышах, я маялся допущением, что нечто бессчестное я совершил. А какая собака мне подсказала в камышах рыбу удить?
Крючок здесь рыба не берет. Просветления у меня наперечет.
В Чебоксарах изысканные рыбные блюда я отведывал, а в Чебоксары я из Козловки, а в Козловке рыбы у нас завались, но в Козловке я по ресторанам не ходил, при мысли, что я могу вернуться в Козловку, я удочку чуть не выронил мне бы сеть. Сеть для ловли бабенок. Она у меня есть, и она мною закинута, прорвалась бы она что ли Елена бы вывалилась, и я бы греховодил не с двумя, а с одной Катериной, что привлекательно, нарастающе влекуще охладевшая тетя из поместья меня погонит.
Уехать и Катерину с собой увезти?
Куда, в Козловку?!
Подтеки, клопы, мама как можно дальше от мамы мне надо. С мамой я боролся, но она мое сопротивление убивала она бедная, а я неблагодарный, сейчас ты, сынок, со мной пререкаешься, а завтра меня на мороз, хорошие сыновья к матерям с особым почетом, а ты оговариваешь, покорно в глаза мне не смотришь, былые материнские заслуги для тебя, как птичий помет на твоем плече засранную ученическую форму я тебе постираю, именно, сынок, я! иные матери отдают стирать прачкам, но я сама и не из-за скаредности, мне, сынок, ради любимого сына кожу на руках попортить приятно, и тебе бы вдуматься, кого ты похоронишь, меня похоронив.
Обгоревший труп закопают, и ты, сынок, себе хозяин мамочку сжег и свободу от нее получил.
Я от тебя за чертой. За чертой, ох, могильной. Меня от тебя она отделила, ну и кому ты там среди живых нужен? мама тебя покинула, и что, взамен мамы появился у тебя кто-то? Ты привязал меня к кровати, а под кроватью уголь, дрова, от меня ты избавился, ну и чего, фривольно тебе на воле? Камнем на сердце одиночество не легло?
Жуткий сын у тебя, мамочка. Не страдает он без тебя. Из заплесневевшего юноши в мужчину, от маминых понуканий к раздаче собственных указаний, Катерине я сказал меня не задерживать, обнажаться поэнергичней, она на кровати, и мне припоминается, что о кровати мне мать: прикрутишь меня к кровати и огнем меня снизу! хвала Христу, не перешло ко мне от нее пылание мозговое в горении рассудка презрение истины, говорят, достижимо, но погоня за откровением к тому, что меня обуревает, касательства не имеет, истина мать! Мать-истина! К ним обеим я беспрепетно. Истина стучит, продирается, в поместье Руфлеевой я на осадном положении мелкая материальная истина. Всего рубль и щестьдесят копеек при мне на сегодня. Приблизительно три червонца на Катерину я просадил! На брошку с александритом и Секста Эмпирика сочинения. Четырехтомные!
Брошку мне Евдоким, сухой телом садовник, развязав тряпицу, представил.
Очи ваши, барин, сюда прошу. Замечательная вещица на продажу мной предлагается. По линии она у меня по семейной не разбоем нажил, не предполагайте даже. Драгоценность на ней александритом зовется вы по молодости, может, и не слышали, но мы, люди знающие, александрит очень смело к наиценнейшим относим. На Руси александрит символ печали. Да у нас все печаль! Ты, барин, только помысли в Европе александрит символ влюбчивости, в Индии процветания, а у нас печали. В господском доме живут важные господа, в деревенских домишках непромытые смерды, и повсюду печаль, вековечные вздохи, мы-то вздыхаем, поскольку есть нам нередко нечего, но вам не лучше, сырами в масле катаетесь, но тошно вам, липко, пристукнуть комара руку поднимете и лень вам, и комара жалко, господа вы безмерно жалостливые, а тут и для искупления случай отменный: пей нашу виноватую кровь, высасывай ее, нам отплачивая, воздавай нам, комар, по-полной!