Но Далбис посмотрел лишь на серьги:
А представь: потерялась одна!
Кларица даже вздрогнула от такого предположения, и потрогала уши:
С чего это вдруг? Крепко держатся.
Я так, для примера. Что бы ты стала делать?
А что можно сделать? пожала плечами Кларица. Пошла в магазин и купила другие
И вот неправа, перебил ее Далбис, не в смысле, другие купить невозможно, а в смысле, потерю восполнить. Одна-то осталась. И приходишь ты с этой, одною, ко мне Или к Совору Лондоку, и он говорит: а ну-ка, Далбис, сними с серьги этой копию, чтобы вышла точно такая же.
Этот Совор Лондок умеет серьги делать?
Хм! хмыкнул Далбис. Ничего он не умеет. И я не умею. Весь тут фокус в кристалле вырастил я такую штуковину, и с его помощью компьютер, машина, может повторить что угодно: спичку, гитарный адаптер, да гитару как есть, целиком. Так повторит не отличишь. А тем паче серьгу да ему то раз плюнуть.
И между серьгами не будет различий?
Никаких, снова напустил дыму Далбис. Это будет одна и та же серьга.
Но ручная работа?
Была ручная.
И за это вам платят, все поняла теперь Кларица.
Именно, вдруг почему-то поник Далбис, будто в плате за подобные услуги есть что-то унизительное. Хотя минуту назад в голову не могло бы прийти, что Далбиса можно чем-то унизить.
А ты говоришь, даром жизнь прожигаешь, попробовала поднять его настроение Кларица.
Но безуспешно. Экраны снова брызнули светом, сделав контур его лица бледно-зеленым, каким-то кукольным.
Сколько тебе лет? не удержалась Кларица, о чем поначалу не хотела спрашивать.
Сорок два.
У-у-у, протянула она. А мне показалось, ты гораздо моложе.
Бездомность, ответил Далбис. Бездомность всегда молодит.
У тебя, что же, вправду нет дома?
Но на этот раз вместо ответа он вдруг схватил ее за руку:
А давай-ка махнем в «Дирижабль». А домой я потом отвезу, и, не дожидаясь согласия, пропустил выезд на Седьмой этаж.
Можно было, конечно, руку забрать и сказать ему: нет. Много всякого можно было сказать или сделать Да только почему-то не сказала, не сделала.
IX
«Дирижабль» произвел на Кларицу странное впечатление. То есть сначала она вообще не поняла, о чем идет речь, и куда ее Далбис везет. Объяснить он не смог или не захотел, так что пришлось разбираться самой. Когда подъезжали к этому «Дирижаблю», у Кларицы возникло желание выпрыгнуть из машины и бежать куда глаза глядят. Какая-то свалка: груды разбитых машин; облезлые, тощие коты, которых дави, но не сгонишь с дороги; тут и там шевелящиеся тени люди, не люди? скорей, привидения. Да и когда подъехали совсем близко: черепаший панцирь какой-то, разве огромный, обложился со всех сторон валунами и подпирает потолок над улицей, будто без его усилий потолок может рухнуть. А сам: там и сям рассекли его трещины, иные такие глубокие, что те же коты сквозь них могут пробраться. Но когда наконец-то вошли, не через щель, через дверь (а Кларица ничуть бы не удивилась, потяни Далбис ее через щель), внутри этой кариатиды оказалось светло не то, что бы очень, но после мрака, царящего снаружи, этот свет показался живительным. Нечто подобное переживает, наверное, путник в ночи, занесло бог весть знает куда, потерявший надежду увидеть хоть что-то А здесь столы, как в кафе, отнюдь не шикарном, но чистом и убранном, за которыми сидят люди, без изыска, просто одетые. Отправляясь сюда, явно не наряжались. Одежде в этом кафе если все-таки это было кафе не придавали значения. Но в лицах у этих людей в первый момент Кларица по ним лишь скользнула в полглаза было что-то такое нет, не похожесть, но что-то роднящее. Отчего тут же отсветом вспомнилась свадьба родителей, там Кларица тоже увидела общность, и, больше того, поняла: я часть этой общности, я похожа на всех этих теток, дядьев, чего застыдилась, и от чего захотелось бежать. Точь-в-точь как со свалки разбитых машин. Руками, ногами я буду цепляться, но от этих людей я должна отделиться. Претят мне их кровные узы. В конце концов, все люди произошли от Адама и Евы. Претит, что все эти тетки с дядьями отстали от времени и не желают его догонять. Они яблоки в банке, какими навечно останутся. И именно этой законсервированности не почувствовала Кларица, когда взгляд вернулся к людям, сидящим за столами «Дирижабля». Они не семья. И не племя тем паче. И все-таки что-то их связывает. Выражением глаз, позой, ростом, осанкой они эту связь излучают. В повседневной одежде, отнюдь не нарядной, держат себя легко и раскованно, и в этой раскованности не походят один на другого.