Слушай! Пётр. Пошли к немцам в полицейские наймёмся.
У меня от такого предложения округлились глаза.
А что ты так на меня смотришь? У немцев паёк, одежда, сапоги и карабин, продолжил он. Жить можно. Неужели так и будем в этих шкафах вшивых валяться. А морозы настоящие настанут Мы же эту школу не протопим. Отсюда даже клопы разбегутся.
Нет, я к немцам служить не пойду, твёрдо говорю я. Они меня убивали, сколько моих друзей побили, а я к ним служить
Значит не допёр, пожевав губы, говорит Лёнька, а я думал, что ты сметливее. Ладно, забыли, о чём шла речь, разговора меж нами не было. Живи, как знаешь. Прощевай, дружище. Он хлопает меня по плечу и уходит.
Его уход я сильно переживаю. В голове постоянно вертится: «Как это, Сорвиголова и у немцев!! Скажи это в школе, так никто не поверит».
Насельники нашей школы и деревенские потом говорили мне, что встречали Лёньку на вокзале с повязкой полицейского и немецким карабином. Я с ним тоже встретился, но гораздо позже и при других обстоятельствах.
Зима. Рыхлый и мягкий снег завалил округу. Я помогаю местному столяру-инвалиду вязать рамы, делать табуретки и столы. У него одна нога деревянная. Я работаю у него до весны, а рано весной пойду к его брату Трофиму ошкуривать брёвна для строительства дома. При ошкуривании, в основном, работают только руки. Ноги я продолжаю оберегать, хотя они меня стали меньше беспокоить. Время делает своё дело. У столяра я научился многому. Потом, после войны я в домашнем хозяйстве делал сам табуретки, лавки, квашни, маслобойки и даже клепал маленькие кадушонки.
Весна. Я продолжаю жить в школе, хожу вместе с Володькой к Трофиму на работу. Однажды Трофим попросил меня поехать с ним в район, чтоб купить там скобяные изделия для нового дома: гвозди, скобы, петли для окон и дверей и так далее. Земля уже освободилась от снега, пригревает солнце, тепло. В город мы едем на телеге. Приехали мы в этот районный город, Трофим пошёл в скобяной магазин, а я топчусь около лошадей. Откуда ни возьмись двое полицейских. Подходят: «Кто такой?». Я им пропуск показываю. Они пропуск посмотрели, положили себе в карман и спрашивают:
Беженец?
Беженец, отвечаю. У хозяина работаю. Он в магазин за покупками пошёл, а я коней стерегу.
Ты нам и нужен. Хватит, отстерёг ты его коней, топай вперёд и не оглядывайся, наставили на меня карабины и повели. Подвели к какому-то подвалу и втолкнули в дверь.
Подвал длинный, стены из красного кирпича, а народу в нём, как этих кирпичей в стенах. Прислушиваюсь к разговорам. Оказывается это теперь немецкая тюрьма. Вскоре вывели нас из этого подвала, построили и повели. Ведут нас мимо того самого магазина, где меня схватили. Смотрю, Трофим, около лошади ходит, меня высматривает. Я кричу ему, что здесь я. Только меня за этот крик полицай так шибанул прикладом, что мне кричать сразу расхотелось.
Вскоре нашу колонну пригнали к одному разрушенному бомбой кирпичному дому, вручили лопаты, ломы, тачки и приказали разбирать и возить кирпичный бой на дорогу, а хороший кирпич складывать отдельно. Его куда-то увозили. Охрана только полицейские. Их много, со всех сторон стоят, не убежишь. Немцев нет.
Неделя проходит, другая. Мы работаем. Я смотрю, что нас на допросы не водят, значит просто потребовалась рабочая сила вот и нахватали людишек, за которых никто и ничего не спросит. Цели могли быть разные. Начиная от бургомистра, который нахаляву себе дом решил построить, до поставок этого кирпича на военные нужды. Об этом не спросишь.
Самое главное в этом заключении пережить ночь. Мы ночью лежим вповалку на соломенной трухе, воздуха не хватает. Более пожилым совсем туго. А ещё нас донимают крысы. Они бегают по спящим людям и кусают за пальцы рук и ног, если обувь совсем никудышная.
За пальцы ног я не беспокоюсь. Трофим дал мне, хоть и старые, но ещё крепкие с коротко обрезанными голенищами сапоги. Тут крысам делать нечего, а вот руки я прячу в рукава. Ещё я боюсь, что укусят за нос. Вчера просыпаюсь ночью от того, что стало трудно дышать. Смотрю, а эта огромная тварь сидит у меня на груди и рассматривает моё лицо. Я шевельнулся, а крыса не убегает, ещё когтями цепляется, чтоб с меня не съехать. Со зла хватаю её за шкирку и бросаю в сторону. Кто-то, куда упала крыса, выругался.
Сегодня я расколачиваю старую кладку стен и избегаю возить тачку с боем на дорогу. С тачкой я совсем обезножу, нагрузка большая. Но сегодня мне не повезло. Один парень упал с тачкой и повредил колено. Полицейский подходит ко мне, берёт меня за шиворот, подводит к тачке и приказывает: «Вези». Я хватаюсь за ручки и везу, но до конца не довёз, резко заболели ноги, в глазах поплыли круги и я упускаю тачку. Ко мне бежит, ругаясь, полицейский. Подбежал, ткнул меня кулаком в лицо и велел очищать от извести целый кирпич.