Кум сказал, чтоб шли к нему в управу не кучей, а с разных сторон деревни по одному или два человека с промежутками по времени и чтоб выдавали себя за беженцев, предупредила нас тётя Мотря.
На следующий день рано утром, выбравшись окольными путями за деревню и подождав, когда наступит день, мы двинулись в деревню с разных концов. Управу было видно издалека, над ней развевался флаг рейха.
На крыльце нам преградил путь рыжий полицай.
Куда прёшь, басота!?
Так регистрироваться, замялись мы, чтоб всё по закону
Без докладу не положено, проговорил полицай и, смерив нас взглядом и не обнаружив ничего подозрительного, юркнул за дверь. За дверью послышался его голос:
Желающих вас видеть уже семь человек накопилось. Их пущать по одному или как?
Они из каких будут? спросил староста..
По виду басота, а кто они там погорельцы, али беженцы, разве поймёшь.
Время у меня на разговоры нет. Заводи всех разом.
Тут же к нам вышел рыжий полицейский и сказал:
Входите! Герасим Ильич вас всех впустить велят.
Везение двенадцатое
Мы вошли в комнату и остались в ней один на один с этим Герасимом Ильичём. Старосте было за шестьдесят. Посмотрев на нас, он задал каждому несколько простейших вопросов: «Кто? Откуда? Зачем?». Затем вызвал полицейского и спросил:
Гришка, в селе много нуждающихся в работниках?
Так точно! гаркнул Гришка. Особенно среди зажиточных мужиков. Любят они на халтурку чего-нибудь построить, или поправить.
А бабам одиноким с малыми детьми помощники разве не нужны?
Нужны, господин староста, у некоторых плетни заваливались, огороды остались недокопанными Непорядок это. Мужские руки требуются.
Вот и я об этом же и староста многозначительно поднял палец вверх. Будем о своих сельчанах думать. Определим их жить в школу. Отведёшь и покажешь. И он строго посмотрел на полицейского.
Будет сделано, господин староста! отчеканил тот.
Через неделю зайдёте, я вам выправлю пропуска. Сказал Герасим Ильич, обращаясь к нам. Живите сколько хотите, только не озорничать и не воровать, девок не портить. Узнаю лично сдам в гестапо. Ступайте.
Мы понимали, что нам очень повезло. Ещё мы понимали, что староста специально разыграл эту сцену с приглашением полицейского, чтоб отвести от себя подозрение. Даже базу под свои действия подвёл. Умён, ничего не скажешь.
Через неделю пропуска были у нас в кармане. Мы живём в школе и ходим наниматься на работу в деревню к хозяевам, как мы тогда говорили к дядькам. Кто-то из нас подряжается за прокорм строить сарай, кто рыть колодец, кто строить изгородь и так далее. Работы в деревне хватает.
В школе нас живёт не семь человек, а гораздо больше. Кроватей в школе, разумеется, нет. Мы спим в шкафах, в которые вешали одежду дети. Сваленные на пол с закрывавшимися дверками, они служат неплохим укрытием от холода. Иногда мы эти шкафы кладём друг на друга, чтоб было теплее.
Понемногу стали обзаводится разной одежонкой, честно заработанной у хозяев.
Везение тринадцатое
Надзирать за нами в школе поручено голенастому полицейскому из местных, по кличке Сыч. Этот Сыч частенько приходит по утрам и проверяет, кто из постояльцев на месте, а кого нет. Такие обходы дают ему некоторую прибыль. Каждого, кто не был на месте из его списка, он обкладывает данью: один должен за это поставить ему литр самогона, другой убрать его подворье от навоза и так далее. Наша семёрка беглецов в школе распалась. Совершившие вместе побег, мы вскоре обросли новыми знакомствами и образовали новые небольшие товарищества в два-три человека. Сходились, как говорится, по интересам и характерам.
Я тоже входил в такую компанию. Так легче было найти работу и пропитаться. Потом, с моими ногами было вообще трудно в одиночку найти работу. Ноги ещё болят, устают, ломят и ноют. В группе это понимают, что копать огород лопатой я не могу, возить тачку и носить брёвна тоже. Мне находят работу полегче заплести плетень, заклепать вёдра, сплести корзины. Ещё я ремонтирую или делаю заново грабли, выстругиваю черенки для лопат, вил, топоров и так далее.
В нашу группу входят: я, Лёнька-сорвиголова и Володька. Лёньку мы зовём сорвиголовой за лихой характер, весёлость и общительность. Кажется, что он знает в деревне всех и вся. И вот однажды этот Лёнька говорит мне одному и потихоньку: