Поскольку поводом для протеста стала фальсификация результатов выборов в парламент (неважно, насколько она была существенной), это предопределило основные лозунги митингующих: роспуск думы, перевыборы, политические и конституционные реформы. Но, положа руку на сердце, надо признать, что фальсификациями русский народ не удивишь: у него других-то выборов никогда и не было. Достаточно «пробежаться» по «веховым» кампаниям эпохи посткоммунизма. Был ли честным референдум 1991 года о сохранении СССР, на котором за полгода до распада страны за ее сохранение высказалось 76,4 процента голосовавших? Был ли честным референдум 1993 года по Конституции, проведенный на фоне дымящегося парламента? Были ли честными перевыборы в 1996 году еле живого Ельцина? Были ли честными выборы президента в 2004 и в 2008 годах, когда не было никаких наблюдателей и рисовать можно было все, что угодно? Однако массовых протестов ни одна из этих фальсификаций не вызвала. В России пока еще не настолько доверяют демократическим институтам, чтобы выходить на улицу только из-за ущемления своих политических прав. Нужно нечто более глубокое, чем политика.
Людей могло вытолкнуть на улицу чувство острой социальной несправедливости, возмущение полицейским произволом, ненависть к казнокрадам. Но эти мотивы были в значительной степени проигнорированы самовыдвиженцами от «оппозиции», многие из которых увлеклись чистой политикой, спорами о фальсификациях, призывами к политической и конституционной реформам. Произошел разрыв между лидерами и участниками протестов. В основной своей массе люди собрались на площадях не рассуждать о пользе демократии, значимости общечеловеческих ценностей и достоинствах мажоритарной и пропорциональной избирательных систем. Как и четыреста лет назад, они вышли, требуя выдать им ненавистных бояр, наказать татей и угомонить стрельцов. А на глазах у них ораторы четыре месяца одного за другим ели политических чижиков.
Протестное движение на первом этапе оседлали попутчики. Когда на трибуну стали выходить дедушки и бабушки русской демократии, чтобы договорить свои старые речи о свободе, интерес собравшихся к происходящему стал таять на глазах. Были ораторы, которых толпа и вовсе мало отличала от тех бояр, которых она мечтала увидеть «на дыбе». Не найдя того, что искал, народ начал расходиться по домам, затаив досаду и искоса поглядывая в сторону Навального как на единственную альтернативу власти.
Все остальные погрузились в пучину выяснения отношений друг с другом и занялись поиском «идеальной программы», которая должна была всех объединить. Увы, такой программы не существовало, а если бы она и была, то в нее никто бы не поверил. Восстание «декабристов XXI века» было обречено на провал. Его миссия свелась к тому, чтобы разбудить интернет этого «сетевого Герцена» нашего времени. Интернет развернул агитацию и пропаганду и родил Навального.
Движение остро нуждалось в новых организационных формах, в основании которых лежала бы мода на аскезу. С коррупцией и криминалом не борются в модных ресторанах и на фешенебельных курортах, в перерыве между светской тусовкой и офисным корпоративом. Должно было прийти поколение, способное голодать за идею, а не выпивать за нее.
Властелин стиляПо итогам активной фазы протеста, которая продолжалась, то разгораясь, то затухая, до конца лета 2012 года, стало очевидно, что для руководства движением нужны новые лидеры, принадлежащие к другому политическому поколению, не успевшему проявить себя в 90-е годы. Также стало ясно, что на улицах нужно говорить не о реформах, а о «преступлениях режима» о казнокрадстве, о произволе, о продажных судах и т. д. Реформы должны обсуждаться в закрытых помещениях и в узком кругу ограниченных наличием конституционного сознания людей, и лишь для того, чтобы в подходящий момент уже после победы революции положить карту на стол истории. Эти два примитивных, но весьма важных урока усвоил только один из лидеров протеста Навальный.
В тот момент между собой схлестнулись «советская архаика» и «либеральный постмодернизм». Россию заполонили вечно вчерашние (если не позавчерашние) люди, застрявшие в «золотом веке» советской цивилизации брежневских 70-х, которых распирало от вовремя не реализованных амбиций. Их было много, и каждому из них снился свой персональный «советский» сон: кому империя, кому равенство в бесправии, а кому бесправие без равенства. Именно в этот момент, когда значительная часть среднего класса почувствовала острую аллергическую реакцию на вдруг вылезший из щелей прошлого и заполонивший все вокруг «совок», на политическом горизонте появился Навальный и «открыл форточку».