2.1. Древнерусское правовое наследие в Великом княжестве Литовском. Русская Правда как возможный источник Псковской Cудной грамоты и I Литовского Статута
Русская Правда, вероятно, была известна и продолжала действовать в более позднее время в Псковской земле. Ю. Г. Алексеев обратил внимание на то, что Псковская Судная грамота упоминает «головщину» лишь в двух местах ст. 26 и ст. 96-98, и предположил, что эти статьи представляют собой надстройку над соответствующими нормами Русской Правды, которая продолжала действовать в Псковской республике[325].
Тезис о влиянии Русской Правды на законодательство Великого княжества Литовского и I Литовский Статут, также и на терминологию «литовско-русского права» стал «общим местом» в историографии XIX в.
В советской историографии возобладала точка зрения о том, что «составителям I-го Статута Русская Правда вряд ли была известна» и что «по мере того, как Русская Правда приходила в забвение, ее нормы сами становились нормами обычного русского, украинского и белорусского права»[326]. Современный исследователь Д. Н. Александров считает ошибочной «установку» о «каком-то влиянии Русской Правды на последующее законодательство русских земель и Литовско-Русского государства»[327].
Н. А. Максимейко допускал (правда, с большей долей осторожности) предположение о том, что Русская Правда была известна составителям I Литовского Статута[328]. Ф. И. Леонтович усматривал «намек» на Русскую Правду в упоминавшейся в договоре великого князя Казимира со Псковом 1440 г. «Великого князя грамоте» или «Княжей грамоте», по которой судились все жители Великого княжества Литовского.[329]
Представляет интерес вопрос: не могла ли Русская Правда повлиять на Статут напрямую, могли ли ее использовать составители I Литовского Статута?
Древнерусское книжное правовое наследие было известно в Великом княжестве Литовском. В качестве примера можно привести Кормчую книгу.
Этот источник (по крайней мере, отдельные его составляющие) применялся в Великом княжестве Литовском и в более позднее время. Так, в 1499 г. великий князь Александр издал привилей (впоследствии неоднократно подтверждаемый), по которому духовенство выводилось из-под юрисдикции светского суда. Духовенство должен был теперь судить только церковный суд на основании Устава (Свитка права) князя Ярослава, списанного с «номаконону восточное церкви»[330]. Данный «Свиток права» совершенно не похож по форме и содержанию на подлинник и представляет особую редакцию без «казни князю», «в рублях грошей широких» и др.[331] В основу западнорусской редакции легла восточнорусская редакция Устава, утвержденная митрополитом Киприаном в Москве в 1402 г.[332] Это свидетельствует о том, что в Великом княжестве Литовском древнерусское правовое наследие перерабатывалось в соответствии с новыми реалиями.
Кормчая Книга могла быть известна составителям I Литовского Статута. Так, ст. 13, р. VI о лишении наследства в случае, если сын или дочь оскорбят своих родителей словом или действием (отражение 115-й Новеллы Юстиниана), предположительно заимствована из Кормчей Книги, под влиянием православного духовенства, принимавшего, возможно, участие в составлении Статута[333].
Ряд списков Кормчей включил в себя Русскую Правду. Такое соединение произошло в Новгороде, в особых условиях новгородского политического устройства, при котором сфера юрисдикции новгородского владыки расширилась настолько, что в нее вошли не только церковные, но и светские дела, однако этого не произошло на юге Руси; в Киевскую Кормчую 1273-1278 гг. и Волынскую Кормчую 1287 г., а также в создававшиеся на их основе Кормчие книги в Великом княжестве Русская Правда включена не была[334].
В связи с вопросом о возможном обращении к Русской Правде при составлении I Литовского Статута интересен документ, относящийся к концу XVI в. и связанный с жизнью и деятельностью князя А. М. Курбского. Этот документ жалоба Настасьи Вороновецкой, поданная ей в суд 21 октября 1582 г., чему предшествовала следующая история.
9 августа 1582 г. Курбский потребовал к себе в имение Миляновичи своего слугу Вороновецкого. Они о чем-то разговаривали в замке, и в тот же день Вороновецкий поехал к себе домой, но не успел выехать из Миляновичей, как его нагнал и застрелил из ружья слуга Курбского Постник Туровецкий. После этого Курбский заточил жену Вороновецкого Настасью и отобрал принадлежавшее ей имущество[335], о чем она и подала жалобу в суд. В этом судебном иске Настасья оценивает отобранное имущество и среди прочих вещей упоминает: «книг великих дванадцать коштовали тридцать осьм злотых полских, статут руский за две копе грошей литовских»[336]