В сербской грамоте 1354 г. Стефан Душан поручает «12 добрым старцам» провести границы монастырского выгона: «И посла царьство ми судию паробька да имь освободи одь станыкь и одь конюхь забель црьковнии понорьць и кроушь чицоу и Лабаикево, да нагю одь Ораховци ВI старьць добрихь чловек»[235] Законник Стефана Душана в ст. 153 определяет количество «поротцев» для рассмотрения судебных тяжб: для больших дел 24 человека, меньших 12 человек, самых маленьких 6 человек. Обвинение или оправдание происходило большинством голосов; присягнуть должно было большинство от этого количества. К соприсяжничеству у сербов допускались и женщины[236].
Cоприсяжничество «поротье» 12 присяжных известно и другим южнославянским памятникам права. Об этом свидетельствует, составленный около 1388 г. Статут острова Крка, в котором, в частности, говорится: «ведоки да она има присегци само 12», «га мози га ротити само 12»[237]. Винодольский Закон в ст. 11 «О татьбе и насилии» также предусматривает оправдательную присягу двенадцати человек: «Ако свидоци онде нису има присеhи ки таи самодванадесете, а то ако се учини тако в ночи тако ва дне». («Когда свидетелей там нет, отрицающий должени присягнуть сам 12, случись это ночью или днем»)[238]. По Полицкому Cтатуту обвиненный в краже, доказывая свою невиновность, требует назначить «поротье сам 12»[239]. Cтатья 17 а) памятника говорит также о том, что «поротити има по закону само два на десете»[240].
В Чехии второй половины XIII в. существовала коллегия «двенадцати панов» для вынесения приговора[241].
По нормам обычного права албанцев XVIIIXIX вв.: «Если девушка, которая забеременела вне брака, указывает на кого-то как на виновника, а тот не признается, в этом случае назначают 12 человек из племени, чтобы они его оправдали, и если они поклянутся, что он не имел сношений с той девушкой, он считается оправданным, а если они не могут поклясться, тогда он признается в этом деле виновным». Или же: «Если у албанца украли что-либо и он подозревает в этом кого-либо, он требует, чтобы подозреваемого оправдали люди из его братства, то есть чтобы они поклялись в церкви, что он не крал той вещи, а присягающих избирает тот, у кого украдена вещь; если эти люди поклянутся, тот, кто был под подозрением, будет оправдан, а если за него не могли поклясться, тогда он должен платить, если даже в действительности не брал вещи»[242].
В Германии XVI в. «суд длинных копий» у ландскнехтов существовал параллельно с обычным судом, осуществлявшимся судебным старшиной и судом 12 постоянных судей[243].
У раннесредневековых англосаксов судебным органом, состоявшим из общинных представителей, была коллегия 12 старших тэнов (yldestan thegnas). Они приносили клятву в том, что «не осудят невиновного, не сокроют преступника»[244]. В компетенции коллегии тэнов также было рассмотрение мелких судебных дел, преследование и арест преступника, сбор некоторых судебных штрафов, исполнение отдельных административных функций[245].
Спорным представляется взгляд на «извод» Л. В. Милова, который пишет: «Извод пред 12 человека Правды Ярослава еще имел скорее всего, мужей в качестве особой категории послухов послухатаев, т.е. людей, ведущих следствие и даже решающих судебные дела. Но к концу X в. этот процессуальный институт под воздействием активизирующихся механизмов княжеской власти уже исчезал»[246].
Как явствует из приведенных материалов, видоизменившись, «извод» Русской Правды сохранил жизнеспособность и в Псковской земле, и в землях Великого княжества Литовского. Ф. И. Леонтович писал о «зводе» соседей на «копах» «копных» судах в русских землях Великого княжества, о «литовской копе», состоявшей из двенадцати присяжных «мужей копников»[247]. «Извод» действовал и в восточнорусских землях. Так, в относящемся к 14841485 гг. «Докончании великого князя Ивана Васильевича с великим князем тверским Михаилом Борисовичем» говорится: «А татя, розбойника, грабежчика, душегубца, где имут, тут судят. [А учнет] ся прости на извод, ино ег(о) на извод пустити»[248]. «Извод» выступает здесь как особый, вероятно, независимый от великокняжеской администрации, судебный орган. По мнению В. А. Кучкина, перечисленным в «Докончании» категориям преступников «предоставлялось право на извод, и в таком случае они могли при суде требовать опроса свидетелей»[249].