Но, как бы ни были быстры наши верблюды, самум настигал. К тому времени, как мы достигли маленького холмика, с одной стороны пологого, с другой же круто обрывавшегося вниз, дымка на горизонте превратилась в тучу. Говоря «маленького», я выражаюсь вполне буквально: каменный уступ едва достигал полутора метров в высоту, а в ширину был так узок, что вшестером за ним было бы не укрыться. Сухайл велел мне сесть у подножья уступа, сжавшись в комок, по обе стороны от меня усадил Эндрю с Томом, и уложил верблюдов так близко, что, вздумай они повернуться набок тут нам и конец. Сам он с Хайдаром и аль-Джелидой, за неимением иного укрытия, устроился с другой, подветренной стороны от верблюдов.
Этим смажьте ноздри изнутри, сказал Сухайл, подавая нам небольшой горшочек с жиром, которым мы пользовались для защиты губ. Заинтригованные, мы послушались. Вот ветошь, заткните поплотнее уши. Лица обвяжите платками, как можно туже. Достаньте еще платки, обвяжите лбы пониже, по самые глаза, оставьте только узкую щель. Если сумеете высидеть с завязанными глазами, то и глаза прикройте.
Когда с этой задачей было покончено, он запрокинул нам головы назад и несколькими каплями воды смочил ткань платков над нашими губами и носами. Сквозь щелку меж двух платков мне было видно, как то же самое проделывают аль-Джелида и Хайдар.
Руки спрячьте под одежду, добавил Сухайл. Иначе ветром до крови обдерет.
На большее ему не хватило времени. Я уже слышала странный басовитый вой штормового ветра, совсем такой же, как при других штормах, в которые мне доводилось попасть, но с примесью незнакомой нотки шороха песчинок, с невероятной скоростью несущихся вперед. Свет вокруг начал краснеть: это край тучи достиг солнечного диска. Сухайл быстро, умело обвязал платками лицо и съежился в комок с подветренной стороны от своего верблюда.
Долго нам здесь сидеть?! заорала я, перекрикивая нарастающий рев.
Пока буря не уляжется! крикнул в ответ Сухайл.
Мне захотелось сказать, что ответ его на редкость бесполезен. Естественно, мы останемся здесь до тех пор, пока не кончится буря, но мне-то хотелось узнать, сколь долго она продлится. В наивности своей я даже не подумала, что иного ответа он дать не мог так как самум может продолжаться сколько угодно, от пары минут до нескольких часов.
Не могу сказать, сколько времени он продолжался. В котором часу аль-Джелида заметил тучу, я не помню. Знаю одно: когда мы смогли покинуть укрытие, день был на исходе, все же, что было до того сплошные муки.
Самум атакует вас яростнее сильнейшего ливня. Дождь, проникающий под одежду, конечно же, неприятен, однако он не грозит засыпать вас, навеки похоронив под толщей песка. В какой-то момент, увидев, как моя верблюдица время от времени встряхивается, слегка приподнимаясь с песчаного ложа, чтобы избавиться от песка, скопившегося вокруг, и рассудив, что она умеет справляться с подобными бедствиями куда лучше моего, я принялась подражать ей.
Мне бы еще верблюжью способность смыкать ноздри, спасаясь от пыли! Пыль и песок коркой липли к платку, а там, где платок был плохо подоткнут, проникали внутрь. Несмотря на его защиту, я вскоре начала кашлять, отхаркивая сгустки слизи пополам с песком и постоянно чувствуя нехватку воздуха. Вскоре мне стало ясно, зачем Сухайл велел смазать жиром ноздри: без этого кожа растрескалась бы немедля.
Как же мне хотелось, чтоб муж был рядом! Однако я знала, отчего он не подсел ко мне: Сухайл был куда более привычен к подобным испытаниям, чем мои ширландские спутники, и потому уступил скромное убежище под полутораметровым каменным уступом нам троим. Однако большую часть времени я все равно сидела, зажмурившись, дабы уберечь глаза от жестокого ветра, а когда открывала их, едва могла различить сквозь багровую пелену Тома с Эндрю. Сухайл, сидевший за верблюдом по ту сторону от Тома, с тем же успехом мог бы находиться где-нибудь в Видвате. Однако я была бы очень рада видеть хоть его силуэт напоминание о том, что подобные вещи вполне можно пережить.
В конечном счете хуже всего оказался звук: очень уж живо напоминал он время, проведенное в Байембе, когда в палатку то и дело проникали насекомые, и их жужжание грозило свести меня с ума. Здесь было много хуже: свист ветра оглушал и продолжался словно бы целую вечность. Клок ветоши, затыкавший одно из ушей, выпал; в попытке вернуть его на место я опрометчиво сдвинула с лица платок и едва не захлебнулась пылью. Ради возможности дышать пришлось оставить все как есть, а ветер свистел и завывал так громко, что я временно оглохла на одно ухо. Полуоглохшая, на грани безумия, сжавшись в комок между каменным уступом и боком верблюдицы, я с совершенно не свойственным мне пылом молилась о том, чтоб наши мытарства поскорей подошли к концу.