Бывать довольно близко от драконов мне доводилось не раз, а на одном из них я даже проехалась верхом, однако в проникновении в логово спящего дракона есть нечто особенно жуткое.
Совсем как аль-Зинди. Он же Зиндский Вор, с широкой улыбкой заметил Сухайл.
Услышав, что никто из ширландцев в отряде прежде сей сказки не слышал, он с театральным возмущением ахнул и в тот же вечер, за скудным ужином, рассказал ее нам.
Сказка оказалась не такой обнадеживающей, как можно было ожидать. Думаю, самым просвещенным из моих читателей известно, что аль-Зинди легендарный вор, пробравшийся в пещеру спящего дракона в поисках его золотых сокровищ. Сокровищ в пещере не нашлось, а дракон пробудился прежде, чем вор успел уйти, и аль-Зинди пришлось бежать в глубину пещеры. Поскольку все это сказка, пещера, конечно же, представляла собой невероятно сложную череду извилистых коридоров и бездонных провалов. В этой сказке немало вариативных эпизодов, повествующих о небывалых чудесах, обнаруженных аль-Зинди в закоулках драконьего логова, но многие из них заканчиваются для вора весьма и весьма плачевно.
Мораль сей басни такова, заметил Эндрю, когда сказка подошла к концу. Если дракон проснется, беги не внутрь, а наружу.
Либо доверься разумной девушке-рабыне, встреченной на пути, добавил Том. Прислушавшись к ней, аль-Зинди всякий раз остается в живых, да еще и с богатой добычей.
Золотых сокровищ в драконьей пещере мы не нашли, и бежать в каком-либо направлении нам не пришлось. Двигаясь без лишнего шума и не наступая на драконий хвост, к спящему дракону можно подойти довольно близко, ничуть не потревожив его сна настолько, что я сумела замерить частоту его дыхания. Дыхание дракона в период эстивации колоссально замедлено, как и все прочие функции организма что, в числе прочего, позволяет животному пережить месяцы летней бескормицы.
Мое дыхание также значительно замедлилось на все время пребывания в пещере, хоть я и понимала, что слабое дуновение воздуха вряд ли способно разбудить зверя. Каждый звук казался невероятно громким и шорох карандаша, и осторожные шаги по каменному полу, и даже быстрое биение собственного сердца. Последнее навело меня на мысль: нельзя ли измерить и частоту драконьего пульса на расстоянии, приставив к уху слуховую трубку (нет, я была далеко не столь безрассудна, чтоб измерять его пульс на ощупь).
Однако у пещеры наш отряд надолго не задержался. У нас имелась иная цель, а именно кладка яиц, отмеченная зимой и нарочно оставленная аритатами нетронутой. Находилась она у самой границы каньонов и лощин Лабиринта Змеев, а если детеныши выведутся из яиц до нашего появления, у нас оставалась надежда найти неподалеку другую кладку (лично я надеялась, что она отыщется в самом Лабиринте) и понаблюдать также за ней.
Природа, однако, оказалась не склонна пойти нам навстречу.
* * *Тот день выдался ветреным, и я была этому весьма рада. Да, ветер поднимал в воздух немало песка и пыли, но и навевал хоть какую-то прохладу; словом, если не поворачиваться к нему лицом, сия перемена погоды казалась на редкость приятной.
Но наших ахиатских спутников это не обмануло. Первым знак надвигающейся беды дымку, с угрожающей быстротой сгущавшуюся на горизонте заметил аль-Джелида. Он резко сказал что-то Сухайлу на диалекте кочевников, и лицо мужа разом утратило все признаки доброго расположения духа. Он завертелся в седле, оглядывая окрестности, но что искал, я даже не подозревала.
Что случилось? спросила я.
Самум. Песчаная буря, ответил он. Нужно искать укрытие.
Конечно же, о самумах я знала, но примерно таким же образом, как и о том, что в Джефи летом жарко, и в данном случае отвлеченное знание отличалось от личного опыта не меньше. Все тут же оживились. Последовало недолгое совещание касательно того, успеем ли мы добраться туда, где сможем в безопасности переждать бурю, или же лучше удовлетвориться местом не столь подходящим, но поближе и мы пустили верблюдов в галоп.
Но, как бы ни были быстры наши верблюды, самум настигал. К тому времени, как мы достигли маленького холмика, с одной стороны пологого, с другой же круто обрывавшегося вниз, дымка на горизонте превратилась в тучу. Говоря «маленького», я выражаюсь вполне буквально: каменный уступ едва достигал полутора метров в высоту, а в ширину был так узок, что вшестером за ним было бы не укрыться. Сухайл велел мне сесть у подножья уступа, сжавшись в комок, по обе стороны от меня усадил Эндрю с Томом, и уложил верблюдов так близко, что, вздумай они повернуться набок тут нам и конец. Сам он с Хайдаром и аль-Джелидой, за неимением иного укрытия, устроился с другой, подветренной стороны от верблюдов.