— Возможно, если позволишь развязать вот этот мешок.
— Мне неинтересно знать, что в мешке у мягкотелого.
— То, что может остановить войну.
— Ваши деньги для нас цены не имеют.
— Там не деньги. Еще раз говорю, там то, что может остановить войну без ущерба для чести схаев. Сейчас это зависит от тебя, маш-борзай Сунхариги Уэкей. Если ты откажешься, погибнут новые тысячи. Возможно, сородичи тебя и не осудят. Но простишь ли ты себя сам? — Ты хитрый жабокряк, мягкотелый! Развязывай. Мартин медленно, чтобы не насторожить ящера, потянул тесемку. Мешок раскрылся.
— Хогитиссу! Это еще что, воин Мартин?
— Цветомиры.
— Великий Мосос! Сколько?
— Сто. Десять десятков.
— И ты требуешь сто дней мира?
— Еэ.
— Это может решить только сам верховный машиш Схайссов.
— О Су Мафусафае будут рассказывать предания. В Схайссах никто не имел столько цветомиров.
С сожалением, которое не смог скрыть, ящер сказал:
— Мы не берем подарков от мягкотелых. Усмехнувшись про себя, Мартин поспешил ему на помощь:
— Все видели, что мира просил я. Так? — Еэ.
— Я сел первым. — Еэ.
— Значит, цветомиры не подарок. Это выкуп за мир. Очень дорогой выкуп. За него погибло много воинов.
Маш-борзай Сунхариги Уэкей встал.
— Ты хорошо подготовился к переговорам, мягкотелый, — сказал он.
Он наклонился и взял мешок.
— Ответ получишь завтра.
— Великий машиш Су Мафусафай согласен на перемирие, мягкотелый. На девяносто восемь дней.
— Почему не на сто?
— Два цветомира были сильно плохие. Завяли.
— О! Претензии по качеству. Но два завявших цветомира могут стоить один день
— Брось торговаться. Через девяносто восемь дней в горах уже будет снег. А вам как раз и нужно дотянуть до снега. Так?
— Трудно от тебя что-то скрыть, машиш.
— Вот и не скрывай, — мимоходом бросил ящер. — А граница должна быть прямо здесь. — Он провел черту между собой и Мартином. — Та часть ущелья, которую мы завоевали, будет Схайссами. Мы не уйдем.
Мартин стукнул себя по животу.
— Я понимаю. Нельзя отдавать то, за что погибли воины. Будет неуважение к мертвым.
— Хорошо понимаешь. А что ответишь?
— Отвечу вот что. Схаи доблестно сражались и вызвали уважение своим мужеством. — Тут Мартин еще раз стукнул себя по животу. — Моими устами верховный машиш Поммерна Бернар Второй объявляет: все, что за твоей спиной, благородный Уэкей, — это Схайссы!
— Ты сказал — я слышал, машиш Мартин.
— Ты сказал — я слышал, машиш Уэкей.
— Хог. Да будет так.
Ящер некоторое время молчал. Потом сказал:
— Мягкотелый! Я потерял в этом ущелье старшего сына.
— Мой сын тоже был здесь.
— Значит, живой, — без выражения сказал Уэкей.
— Он у меня один.
— Сегодня один, завтра — два. А тот, кто не родился, еще не убит.
— Мне повезло. Тебе — нет. Чего ты хочешь, машиш? Уэкей глянул на снежные вершины.
— Ладно. Вы защищались, мы нападали. Понять можно. Я другое спрошу. Вряд ли мы увидимся еще, и я хочу узнать прямые мысли врага. Быть может, это хоть немного убережет от глупости и нас, и вас. Скажи мне как воин воину: ты веришь, что мы можем жить в мире?
— Первыми мы не нападем. Однако думаю, что воевать еще придется. Мы слишком долго ненавидели друг друга. Но вот помириться в следующий раз будет легче
— Хэй! Вчера Ухудай Всех Племен решил, что больше мы не примем цветомира от мягкотелых. На это не рассчитывай.
— Я знал, что вы так решите. Да, без цветомира помириться труднее. Но это будет уже не в первый раз, а ты знаешь, что самый трудный ррогу — это первый ррогу.
Уэкей хлопнул себя по колену.
— Ты хорошо изучил нас, машиш Неедлы. Даже пословицы знаешь. Скажи тогда, почему схаи должны ценить мир? Мир выгоден вам, мягкотелым, потому что вас мало.