Так есть, так было, я говорю, нельзя и пытаться что-либо изменить.
Многие, похоже, не согласились с Оуверхолсером, но он подождал, пока ропот смолкнет.
- Двадцать три года или двадцать четыре, особой разницы нет, продолжил он, когда установилась тишина. - В любом случае это долгий период. Долгий период мира. Возможно, вы кое-что забыли, друзья. К примеру, что дети, в принципе, та же пшеница или кукуруза. Бог пошлет новых. Я знаю, смириться с этим трудно, но так мы жили и так должны жить.
Тиан не стал ждать ответной реакции. Чем дальше они уходили по этой дороге, тем меньше оставалось у него шансов на то, что удастся их развернуть. Он поднял перышко опопанакса и воскликнул: "Послушайте, что я скажу! Послушайте меня, прошу вас!"
- Мы говорим, спасибо, сэй, - откликнулись мужчины. Оверхостер недоверчиво смотрел на него.
"И ты прав в том, что так смотришь на меня, - подумал фермер. - Потому что я сыт по горло этим трусливым здравым смыслом".
- Уэйн Оуверхолсер - умный человек, человек, добившийся многого, начал Тиан, - и по этим причинам мне не хочется спорить с ним. Есть и еще одна причина: по возрасту он мог бы быть мне отцом.
- А ты уверен, что он не твой отец? - крикнул Росситер, единственный наемный работник Гарретта Стронга. Конечно же. Все засмеялись, даже Оуверхолсер улыбнулся шутке.
- Сынок, если ты не хочешь спорить со мной, так и не спорь, - заметил Оуверхолсер. Он продолжал улыбаться, но только ртом.
- Но я должен, - Тиан начал прохаживаться перед рядами скамей. В его руке мерно покачивалось ржаво- красное перышко опопанаса. Тиан чуть возвысил голос, чтобы все поняли, что теперь он говорит не только с крупным фермером.
- Я должен, потому что сэй Оуверхолсер достаточно старый, чтобы быть мне отцом. Его дети выросли, как вы все знаете, и, насколько мне известно, их было всего двое, одна девочка и один мальчик, - он выдержал театральную паузу, а потом нанес удар. - Родившиеся через два года, - другими словами, по одному. То есть недоступные для Волков. Произносить этих слов не требовалось. Все и так поняли. И зашептались.
Оуверхолсер густо покраснел.
- Зачем ты это сказал? Я говорил в общем, независимо от того, сколько детей рождается сразу, один или двое! Дай мне перышко, Джеффордс. Мне еще есть, что сказать.
Но сапоги начали барабанить по полу, все сильнее и сильнее. Оуверхолсер сердито огляделся, из красного стал багровым.
- Я говорю! - взревел он. - Или вы не хотите меня слушать, спрашиваю я вас?
В ответ раздалось: "Нет", "Не теперь", "Перышко у Джаффордса", "Садись и слушай". Тиан понял, Оуверхолсер познает на собственном опыте, пусть и поздновато, что в глубине души самых богатых и самых удачливых в деревне не любят. Эти менее удачливые и менее хитрые (в большинстве случаев первое шло рука об руку со вторым) могли снимать шляпу, когда богатые проезжали мимо на телеге или в двуколке, могли послать зарезанную свинью или теленка в знак благодарности за помощь, которую оказывали наемные работники богача при постройке дома или амбара, богатым могли аплодировать на общем собрании в конце года за покупку пианино, которое теперь стояло в Павильоне. А вот теперь мужчины Кэллы с радостью выбивали сапогами дробь по деревянному полу, пользуясь случаем "опустить" Оуверхолсера.
Оуверхолсер, не привыкший к такому обращению, более того, ошеломленный случившимся, предпринял еще одну попытку.
- Могу я взять перышко, дай его мне, прошу тебя!
- Нет, - ответил Тиан. - Позже, если захочешь, но не сейчас.
Ему ответили крики восторга. Кричали, в основном, самые мелкие фермеры и их наемные работники. Мэнни компанию им не составили. Они еще больше прижались друг к другу, слившись в синее пятно посреди зала. Такой поворот событий явно поставил их в тупик.