– Это твои?
– А то чьи же, по-твоему?
– Биггер, миленький, скажи, откуда они у тебя?
– А ты перестанешь дуться?
Он чувствовал, как ее тело постепенно становилось податливее; но глаза ее пытливо всматривались в его лицо.
– Ты не натворил чего-нибудь, а?
– Скажи, перестанешь дуться?
– Ну, Биггер.
– Поцелуй меня.
Он почувствовал, что она совсем обмякла; он поцеловал ее, и она потянула его к кровати. Они сели. Она осторожно вынула деньги у него из рук.
– Сколько там? – спросил он.
– Ты не знаешь?
– Нет.
– Ты не считал?
– Нет.
– Биггер, откуда у тебя эти деньги?
– Когда-нибудь я тебе, может, расскажу, – сказал он, откинувшись и положив голову на подушку.
– Что ты натворил, Биггер?
– Сколько там?
– Сто двадцать пять долларов.
– Ну как, перестанешь дуться?
– Биггер, откуда деньги?
– Это неважно.
– А ты мне купишь что-нибудь?
– Куплю.
– Что?
– Все, что захочешь.
С минуту они помолчали. Наконец, обняв ее снова одной рукой, он почувствовал в ее теле расслабленность, знакомую и желанную. Она легла головой на подушку; он спрятал деньги в карман и склонился над ней.
– Дурочка ты. Я так по тебе соскучился.
– Правда?
– Вот как перед богом.
Он склонился над ней, охваченный желанием, придвинулся совсем близко и поцеловал ее. Когда он отнял губы, чтобы перевести дух, он услышал, как она сказала:
– Никогда больше не пропадай так долго, миленький, слышишь?
– Не буду.
– Ты меня любишь?
– Понятно, люблю.
Он поцеловал ее еще раз и почувствовал, как ее рука шарит за его головой; щелкнул выключатель, и свет погас. Он опять поцеловал ее, еще крепче.
– Бесси!
– Ну?
– Иди ко мне.
Еще с минуту они лежали тихо; потом она встала. Он ждал. Он услышал шелест платья в темноте: она раздевалась. Он встал и тоже начал раздеваться. Постепенно глаза их привыкли к темноте; он увидел ее с другой стороны кровати, похожую на тень в окружавшей ее густой тьме. Он слышал, как заскрипела кровать, когда она легла. Он прижался к ней и обхватил ее руками, бормоча:
– Ах ты!..
Две мягкие ладони нежно легли на его лицо, я образ слепого мира отодвинулся куда-то далеко…
Он вытянулся, отдыхая. Ему не хотелось возвращаться и снова начинать жить; еще нет. Он лежал на дне глубокого темного колодца на подстилке из теплой влажной соломы и далеко вверху видел холодную синеву неба. Чья-то рука протянулась и легким прикосновением смирила его беспокойно мятущийся дух. Потом постепенно, точно долгий рокот откатывающейся волны, ощущение ночи и моря и тепла оставило его, и он лежал в темноте, глядя пустыми глазами на затененный потолок, слушая свое и ее дыхание.
– Биггер!
– Ну?
– Ты доволен своей работой?
– Угу. Чего это ты вдруг?
– Просто так.
– Ты славная девчонка, Бесс.
– Ты правда так думаешь?
– Правда, правда.
– А где они живут?
– На бульваре Дрексель.
– Какой номер?
– 4605.
– О!
– Что такое?
– Ничего.
– Скажи.
– Просто я вспомнила одну вещь.
– Какую такую вещь?
– Да ничего, Биггер, миленький, не спрашивай.
С чего ей вдруг вздумалось задавать ему все эти вопросы? Он подумал – может быть, она заметила что-нибудь. Потом он подумал – не значит ли это, что он опять поддается страху, раз из мыслей у него не выходит Мэри и то, как он ее задушил и сжег? Но ему хотелось знать, почему она спросила, где живут его хозяева.
– Ну же, Бесси. Говори, что ты подумала.
– Ей-богу, ничего, Биггер. Просто я там работала, в этом районе, недалеко от дома, где жили Лебы.
– Лебы?
– Ну да. Родители одного из тех парней, что убили мальчика Фрэнкса. Помнишь?
– Ничего не помню.
– Ну как же, сколько еще разговоров тогда было о Лебе и Леопольде.
– А-а!
– Они убили мальчика, а потом хотели выманить у его родителей деньги…
«…посылали им письма». Биггер не слушал.