- Прикрой!
Я выскочила из кабинета. Розмэри Шмил взглянула на меня, и на лице ее выразился ужас. Больше уж я не видела ни ее, ни Берди Питерс. Когда мы
с Мартой вышли. Марта спросила: "Что случилось, дорогая?" И, не дождавшись ответа, утешила: "Вы сделали все, что могли. Наверно, мы не вовремя
явились.
Знаете что? Давайте-ка съездим сейчас к очень милой англичанке. Знаете, с которой Стар танцевал в "Амбассадоре".
Так, ценой краткого погруженья в семейные нечистоты, я добилась желаемого.
Мне плохо запомнился наш визит. Начать с того, что мы не застали ее.
Сетчатая дверь дома была незаперта. Марта позвала: "Кэтлин!" - и вошла с бойкой фамильярностью. Нас встретила голая, гостинично-казенная
комната , стояли цветы, но дареные букеты выглядят не так. На столе Марта нашла записку: "Платье оставь. Ушла искать работу. Загляну завтра".
Марта прочла ее дважды, но записка была адресована явно не Стару; мы подождали минут пять. Когда хозяев нет, в доме тихо по-особому. Я не в
том смысле, что без хозяев все должно скакать и прыгать - но уж как хотите, а впечатление бывает особой тишины. Почти торжественной, и только
муха летает, не обращая на вас внимания и заземляя эту тишь, и угол занавески колышется.
- Какую это она ищет работу? - сказала Марта. - Прошлое воскресенье она ездила куда-то со Старом.
Но мне уже гнусно было - вынюхивать, выведывать, стоять здесь. "И правда, вся в папашу", - подумала я с омерзением. И в настоящей панике
потащила Марту вон на улицу. Там безмятежно сияло солнце, но у меня на сердце была черная тоска. Я всегда гордилась своим телом - все в нем
казалось мне геометрически, умно закономерным и потому правильным. И хотя, наверно, нет такого места, включая учреждения, музеи, церкви, где бы
люди не обнимались, - но никто еще не запирал меня голую в душный шкаф среди делового дня.
- Допустим, - сказал Стар, - что вы пришли в аптеку...
- За лекарством? - уточнил Боксли.
- Да, - кивнул Стар. - Вам готовят лекарство - у вас кто-то близкий находится при смерти. Вы глядите в окно, и все, что там сейчас вас
отвлекает, что притягивает ваше внимание, - все это будет, пожалуй, материалом для кино.
- Скажем, происходящее за окном убийство.
- Ну, зачем вы опять? - улыбнулся Стар, - Скажем, паук на стекле ткет паутину.
- Так, так - теперь ясно.
- Боюсь, что нет, мистер Боксли. Вам ясно это применительно к вашему искусству, но не к нашему. Иначе б вы не всучивали нам убийства,
оставляя паука себе.
- Пожалуй, мне лучше откланяться, - сказал Боксли. - Я не гожусь для кино. Торчу здесь уже три недели попусту. Ничего из предложенного мной
не идет в текст.
- А я хочу, чтобы вы остались. Но что-то внутри у вас не приемлет кино, всей манеры кинорассказа...
- Да ведь досада чертова, - горячо сказал Боксли. - Здесь вечно скованы руки...
Он закусил губу, понимая, что Стар - кормчий - не на досуге с ним беседует, а ведя корабль трудным, ломаным курсом в открытом море, под
непрестанным ветром, гудящим в снастях. И еще возникало у Боксли сравнение: огромный карьер, где даже свежедобытые глыбы мрамора оказываются
частями древних узорных фронтонов, несут на себе полустертые надписи.