Отец ведь человек отзывчивый и обаятельный - если забыть про впечатление от неожиданной встречи с
ним в Нью-Йорке; и как-то трогательно даже, что он мне отец.
Что ни говори, а - родной отец и все на свете для меня сделает.
В приемной была только Розмэри Шмил, она разговаривала по телефону за столом другой секретарши, Берди Питере. Розмэри сделала мне знак
присесть, но, погруженная в свои розовые планы, я велела Марте подождать и не волноваться, нажала под столом у Розмэри кнопку и направилась к
дверям кабинета.
- У вашего отца совещание, - крикнула Розмэри мне вслед. - То есть не совещание, но нельзя...
Но я уже миновала дверь, и тамбур, и вторую дверь и вошла к отцу; он стоял без пиджака, потный и открывал окно. День был жаркий, но не
настолько уж, и я подумала, что отец нездоров.
- Нет-нет, вполне здоров, - заверил он. - С чем явилась?
Я сказала ему с чем. Шагая взад-вперед по кабине-ту, я развила целую теорию насчет Марты Додд и других бывших. Его задача - их использовать,
обеспечить им постоянную занятость. Отец горячо подхватил мою мысль, закивал, засоглашался; давно не был он мне так мил и близок, как сейчас. Я
подошла, поцеловала отца в щеку. Его мелко трясло, рубашка на нем была хоть выжми.
- Ты нездоров, - сказала я, - или ужасно взволнован чем-то.
- Нет, вовсе нет.
- Не скрывай от меня.
- А-а, это все Монро, - сказал он. - Чертов Мессия голливудский! Он днем и ночью у меня в печенках.
- А что случилось? - спросила я, совсем уже не так ласково.
- Да взял моду вещать этаким попиком или раввинчиком - мол, делать надо то, а того не надо. Я после расскажу - теперь я слишком расстроен. А
ты иди уж, иди.
- Нет, прежде успокойся.
- Да иди уж, говорю тебе!
Я втянула в себя воздух, но спиртным не пахло.
- Поди причешись, - сказала я. - Марта Додд сейчас войдет.
- Сюда? Я же от нее до вечера не избавлюсь.
- Тогда выйди к ней в приемную. Сперва умойся. Смени рубашку.
Преувеличенно безнадежно махнув рукой, он ушел в ванную комнатку. В кабинете было жарко, окна с утра, должно быть, не отворялись, - потому,
возможно, он и чувствовал себя так, и я распахнула еще два окна.
- Да ты иди, - сказал он из-за двери ванной. - Я выйду к ней сейчас.
- Будь с Мартой как можно щедрей и учтивей, - сказала я. - Не кидай ей крох на бедность.
И точно сама Марта отозвалась - протяжный тихий стон донесся откуда-то.
Я вздрогнула. И замерла на месте: стон послышался опять - не из ванной, где был отец, и не из приемной, а из стенного шкафа в кабинете. Как
у меня хватило храбрости, не знаю, но я подбежала, открыла створки, и оттуда боком вывалилась Берди Питерс, совершенно голая, - в точности как в
фильмах труп вываливается. Из шкафа дохнуло спертым, душным воздухом. В руке у Берди были зажаты одежки, она плюхнулась на пол, - вся в поту, - и
тут вышел из ванной отец. Он стоял у меня за спиной; я, и не оборачиваясь, знала, какой у него вид - мне уже случалось заставать его врасплох.
- Прикрой ее, - сказала я, стягивая плед с кушетки и набрасывая на Берди. - Прикрой!
Я выскочила из кабинета.