История эта в свое время наделала много шуму, даром что из уважения к чувствам обеих благородных семей
ее всячески старались замять. Подробный рассказ обо всех обстоятельствах происшествия можно найти в третьем томе сочинения лорда Тэттла
«Воспоминания о принце-регенте и его друзьях». Призраку, естественно, хотелось доказать, что он не утратил прежнего влияния на Стилтонов, с
которыми к тому же состоял в дальнем родстве: его кузина была замужем en secondes nocesза сэром де Балкли, а от него, как известно, ведут свой
род герцоги Чеширские.
Он даже сделал необходимые приготовления к тому, чтобы явиться перед юным поклонником Вирджинии в столь удававшемся ему образе «Монаха-вампира,
или Обескровленного Бенедиктинца«. Он был так страшен в этой роли, что, когда однажды, в роковой вечер под новый 1764 год, его увидела старая
леди Стартап, с ней, после того как она издала несколько истошных криков, случился апоплексический удар. Через три дня она скончалась, успев
лишить Кентервилей, своих ближайших родственников, наследства, поскольку оставила все свои деньги лондонскому аптекарю, снабжавшему ее
лекарствами.
Однако в последнюю минуту из страха перед близнецами привидение не решилось поки-нуть свою комнату, и юный герцог спокойно проспал до утра под
большим, украшенным перья-ми балдахином в Королевской опочивальне. Во сне он видел Вирджинию.
Глава пятая
Несколько дней спустя Вирджиния и ее кудрявый кавалер отправились кататься верхом на Броклейские луга, и она, продираясь сквозь живую изгородь,
так изорвала свою амазонку, что, вернувшись домой, решила подняться к себе по лестнице черного хода, с тем чтобы ее никто не увидел. Пробегая
мимо Гобеленового зала, дверь которого оказалась открытой, она заметила краем глаза, что там кто-то есть, и, полагая, что это камеристка ее
матери, иногда приходившая сюда с шитьем, остановилась и заглянула в дверь, чтобы попросить ее починить порванную ама-зонку. Каково же было ее
удивление, когда оказалось, что это Кентервильский призрак! Он си-дел у окна и наблюдал за тем, как с пожелтевших деревьев слетает непрочная
позолота и крас-ные листья в бешеной пляске несутся по длинной аллее парка. Голову он положил на сло-женные вместе руки, и вся его поза выражала
беспросветное отчаяние. Он казался таким одиноким, таким дряхлым и беззащитным, что маленькой Вирджинии, первым побуждением которой было скорее
бежать отсюда и запереться в своей комнате, стало жалко его и захотелось его утешить. Шаги ее были так легки, а его меланхолия так глубока, что
он заметил ее присутствие лишь тогда, когда она с ним заговорила.
– Поверьте, я вам очень сочувствую, – сказала она. – Но завтра мои братья возвращаются в Итон, и тогда, если вы будете себя хорошо вести, вас
больше никто не обидит.
– Какой толк просить меня хорошо себя вести?! – отозвался он, с удивлением оборачиваясь к хорошенькой девочке, которая не побоялась заговорить с
ним. – Никакого! Мне, знаешь ли, просто положено греметь цепями, стонать сквозь замочные скважины и разгуливать по ночам – ты, наверное, именно
это считаешь плохим поведением? В этом, знаешь ли, весь смысл моего существования!
– Никакого смысла тут нет, и вы сами прекрасно знаете, что вели себя плохо. Миссис Амни сказала нам в первый же день после нашего приезда, что
вы убили свою жену.
– Ну, допустим, убил, – раздраженно ответил дух, – но это мое личное дело, и это никого не касается.
– Убивать людей очень нехорошо, – сказала Вирджиния с той пуританской серьезностью, которая порой появлялась в выражении ее милого лица и
которую она унаследовала от какого-то предка из Новой Англии.