и скорчите самые печальные рожи, какие только сумеете... нет, по-настоящему печальные.
- Это такая игра, - пришел ему на помощь Байхин. - Мы все будем играть в тех, кем мы недавно были. И чем печальнее получится рожа, тем лучше выйдет розыгрыш. Мы всех вокруг разыграем, верно?
Снова нестройный утвердительный вздох.
- Очень хорошо, - одобрил Хэсситай. - С такими кислыми рожами мы точно разыграем всех до единого. А теперь тихо-спокойно... медленно-чинно...
Когда больничный служитель, вновь напяливший на физиономию прежнее угрюмое выражение, выводил понуривших головы детей из часовни, сторонний наблюдатель нипочем бы не усомнился - все они больны, как и прежде, и со дня на день смертная тоска явится снимать свою ужасную жатву. Сдержанное шушуканье, фырканье и подталкивание локотком в бок, разумеется, не в счет: их не смог бы заприметить даже очень пристрастный наблюдатель, ибо дети, если захотят, преотлично умеют таиться от взрослых с их тупым настырным вниманием.
- А это вы правильно, господин киэн. - В голосе врача преданность граничила с обожанием. - Если бы стало явным, что дети выздоровели, да еще так - все враз... А теперь я смогу их отправить по домам по одному, по двое, не привлекая внимания.
- Вот и ладно, - рассеянно отозвался Хэсситай и тут же обернулся к Байхину; - Ты как себя чувствуешь?
- Хорошо, - удивленно признался Байхин. - Странно... даже лучше, чем до выступления. Есть только хочется до потемнения в глазах.
- Так и должно быть, - ухмыльнулся Хэсситай. - Умирать и воскресать дело тяжкое, утомительное. Господин врач, нельзя ли полечить молодого мастера от голода... ну, хотя бы парочкой лепешек?
- Конечно, - смущенно улыбнулся врач. - Я уже распорядился. Сейчас вам полные дорожные сумки еды принесут.
- Сумки - это своим чередом, - возразил Хэсситай. - Нам бы еще нужно в храме задержаться. Нет ли чего перекусить прямо сейчас?
- Задержаться? - Врач потер переносицу уже знакомым Байхину нервным жестом. - Не искушайте судьбу, господа киэн. И то уже чудо, что никто из королевских наблюдателей сюда не заглянул... а ну как заглянет? Не след вам тут задерживаться.
- Кто спорит, - Хэсситай махнул рукой, - а только придется. Так что вы поспособствуйте насчет еды, а мы тем временем постараемся поскорей управиться.
- Но зачем? - взмолился врач.
Хэсситай задрал голову и озабоченно взглянул наверх, туда, где на крюках покачивались обрывки каната.
- Есть у киэн такое правило, - вздохнул Хэсситай, - если трюк не удался - повтори его. Повтори, пока не пройдет без осечки. А уж если упал, разбился - тем более. И уж тогда только можешь отдыхать. Тело должно последним запомнить не поражение, а победу. Если оно запомнит падение, то и в следующий раз упадет. Нам нужно повторить проход по канату.
Врач охнул и отступил на шаг.
- Вы опять хотите загнать его туда, на верхотуру? - дрожащим голосом осведомился он. - После всего, что было?!
- Именно после всего, что было, - отрезал Хэсситай. - Байхин, тащи запасной канат.
Врач хотел что-то сказать, взглянул на Хэсситая, осекся, кое-как развернулся на полусогнутых ногах и засеменил прочь, бормоча: "Так я насчет еды мигом..."
Хэсситай снова вздохнул. Легко придавать своему голосу жесткую уверенность, которой на самом деле не чувствуешь. Куда сложней и в самом деле счесть себя непогрешимо всезнающим и бестрепетно приказывать то, от чего душа возмущается.
- Тебе помочь? - спросил он, когда Байхин вернулся из алтарной с запасным канатом.
- Да нет, я сам, - ответил Байхин, резко выдохнул и полез наверх по шаткой лесенке.
Петля вновь точно обхватила противолежащий крюк. Только на сей раз никакие доброхоты не натягивали "провисающий" канат. И внизу стоял Хэсситай, готовый смягчить его падение мощным толчком, перебивающим дугу полета.