Потом лицо его приняло прежнее выражение, но Хэсситаю и этой малой доли мгновения хватило.
Прости меня, подумал Хэсситай. Прости, если только можешь. Я никогда больше не буду ничего с тобой учинять для твоего блага. Клянусь.
- Не понимаю, - искренне признался Хэсситай. - Как ты сумел... от тебя ведь убрали все, над чем можно смеяться...
- Не все, - возразил Байхин. - Кое-что осталось.
- Что? - глухо спросил Хэсситай.
- Я, - коротко ответил Байхин. Хэсситай вытаращил глаза.
- Я, понимаешь? - пояснил Байхин. - Я сам. Все можно отобрать... но не меня же самого. Я смотрелся в зеркало и убеждал себя, что моя кислая рожа смешней всего на свете. Когда зеркало унесли, глядел на свои руки... на коленки свои мосластые... выискивал, что смешного в моих пятках... и в моих поисках смешного... до того себя доводил - по полу от хохота катался... только тем и выжил. Ты даже не представляешь, какой я на самом деле смешной. Во мне все смешно.
Хэсситай поежился. Всякому человеку небесполезно знать, как он смешон, да не всякому под силу. А двенадцать лет... возраст, когда любая насмешка ранит без малого смертельно... ох и тяжко же отвоевывал Байхин свою жизнь.
- Ты с самого начала знал, что заболел не случайно? - отрывисто спросил киэн.
- Нет, что ты. - Байхин потер переносицу. - Уже потом узнал. Когда стало ясно, что меня даже тоска смертная к послушанию не принудит, на меня вроде как рукой махнули. То все старались переделать, а то на поводу пошли. Согласились сбыть меня с рук и шуму не подымать. А куда сбыть и чем мне потом прокормиться? Знатному вельможе работать неприлично. Отец мой мага пригласил... чтоб отдать меня в ученье. Маг хоть и услужающий человек, а все же ремесло не позорное.
Байхин скорчил непередаваемую гримасу.
- А как этот маг меня только увидел... такое началось! Еле-еле скандал замяли. Отец ведь не ожидал, что маг сразу учует, что со мной стряслось, да вдобавок так прямо при мне все и выложит. И что за продажу таких заклинаний головы рубить бы стоило... и за покупку тоже... и что магом мне теперь уже не быть...
Еще бы. Смертная тоска даром не проходит... да и воинское воспитание тоже.
- Отец тогда озлился страшно. Орал, что раз из меня даже мага сделать нельзя, то он отдаст меня в ученье любому шарлатану, лишь бы я из дому убрался...
- И ему это, в общем, удалось, - усмехнулся Хэсситай.
- Сам понимаешь, когда я сказал, что ухожу с тобой, все только рады были. Все тихо, пристойно... странствовать сынок отправился... на чудищ заморских охотиться... или в дальний монастырь подался - тоже дело не последнее.
- Начинаю думать, что зря я от тебя отделаться пытался, - вздохнул Хэсситай. - Я ведь тебя сейчас почему прогнать хотел... думал, тебе со мной идти опасно... а тебе как раз ничего и не грозит... по крайней мере в этом городе...
- А почему ты думал, что мне что-то грозит? - поразился Байхин.
- Тебя не удивило, что у городских ворот ни души, сами ворота заперты, а стражники на стене мечут "двойную шестерку"? Нет? А ты вон туда посмотри. - И Хэсситай указал рукой на белоснежный флаг с черной слезой. - Ты ведь сам говорил: смертная тоска - штука заразная. В городе эпидемия, Байхин.
Стучать в ворота пришлось довольно долго. Очевидно, стражники не могли поверить, что кто-то по доброй воле решился войти в город, и принимали настойчивый стук за дальний отзвук небольшого горного обвала. Выведенный из терпения Байхин собирался было заорать погромче, но Хэсситай отчего-то отсоветовал. Когда Байхин уже отлягал обе пятки, а Хэсситай проколотил придорожным булыжником небольшую вмятину в чугунной оковке ворот, по ту сторону послышался долгожданный грохот засова.
Молодые стражники, встретившие путников за воротами, являли собой печальное зрелище.