- Сказочка эта не на пустом месте взялась, - задумчиво сообщил Хэсситай, теребя травинку. - Хотя на самом деле кое-что было не совсем так... а знаешь, что именно?
- Не знаю, - бесцветным голосом вымолвил Байхин. - Но догадываюсь. Папаша-король не потому претендентам на руку дочери головы рубил, что опозорились. Он просто боялся, что кто-нибудь со второй попытки сумеет рассмешить принцессу.
- Откуда ты знаешь? - Хэсситай чуть не взвыл от изумления, до того верно догадка Байхина совпала с действительностью.
- Не знаю, - вздохнул Байхин. - Догадываюсь. Полагаю, у папочки-короля свой жених был для любимой дочки припасен... тот самый, за которого она идти отказалась... а потом и захворала этой... тоской. - Последнее слово он выговорил с таким отвращением, какого Хэсситай едва ли мог от него ожидать. Так говорят не о болезни сказочной принцессы, а о личном недруге.
- Правда твоя, - признал ошеломленный Хэсситай. - Но как ты угадал?
- А разве могло быть иначе? - пожал плечами Байхин. - Тоска смертная это ведь не простая болезнь. Сначала человек забывает, как смеяться... а потом умирает... или становится послушным... очень послушным. Что ни прикажи, все сделает. Если бы принцесса выжила, она бы короля послушалась. И замуж бы пошла безропотно. Так что не сама она по себе заболела. Наверняка отец-король поспособствовал... а может, не только он. Но это дела не меняет. Пусть не он первый надумал - но ведь от совета не отказался.
И снова догадка Байхина оказалась ужасающе верной. Или... не просто догадка?
- А как от смертной тоски лечат, знаешь? - поинтересовался Хэсситай.
- Смехом, чем же еще, - устало повел плечами Байхин. - В сказке же сказано. Если удастся рассмешить... вот только обычно не удается.
- В сказке сказано, - пробормотал Хэсситай. - Может, ты вдобавок знаешь, откуда смертная тоска берется? Про это в сказке ничего не говорится.
- Изволь, - произнес Байхин, невольно передразнивая Хэсситая. Достаточно наложить чары на любую заразную болезнь... дело мерзкое, таким даже черные маги брезгуют, но какой-нибудь честолюбивый и бездарный чародей может поддаться на уговоры... вроде заклинание не из сложных. Только больного потом надо взаперти держать, иначе все кругом поперезаразятся. Очень уж летучее поветрие. Папочка-король недаром дочку свою в башне запер и близко к ней не подходил. Не то и сам тоску подцепил бы... а ему это и вовсе ни к чему.
Охватившее Хэсситая подозрение превращалось в уверенность так быстро, что у него стеснилось дыхание и похолодели кончики пальцев.
- А это ты откуда знаешь? - сдавленно промолвил он, потрясенный своим внезапным прозрением.
- Так я и сам этой дрянью болел, - скучным обыденным голосом ответил Байхин и сел на придорожную траву рядом с Хэсситаем, словно признание отняло у него силы стоять.
- На мертвого ты вроде не похож, - будто размышляя вслух, промолвил Хэсситай, - не говоря уж о послушании...
Байхин криво ухмыльнулся в ответ на шутку.
- По части послушания у меня всегда было хуже некуда, - зябко ссутулившись, признался он. Солнце припекало вовсю, да и теплый дорожный кафтан Байхин до сих пор не удосужился снять - и все же его поза не казалась странной.
- Лет-то тебе сколько было? - спросил Хэсситай.
- Двенадцать, по-моему... или около того. Мое счастье, что кормилица мне сказки рассказывала... и про принцессу - тоже. Не то худо бы мне пришлось. А так я знал, что со мной творится. И знал, что я должен смеяться во что бы то ни стало, иначе мне каюк.
- Смеяться, - почти таким же бесцветным тоном, что и Байхин, произнес Хэсситай. - Что-то не верится мне, что к тебе шутов допускали.
- Ни-ни, - подтвердил Байхин. - Шуты, смешные истории и все такое прочее - под полным запретом. Это ведь для моего же блага...
На слове "блага" Байхин сощурился.