Он налил вина во все три чашки да еще посмотрел, поровну ли, - и лишь тогда перевел озабоченный взгляд на Байхина.
Затем он вынул из сумки канат и уложил его посреди комнаты аккуратной окружностью.
- Становись на колени, - повторил он, указывая в центр круга. Байхин послушно подогнул колени и опустился на холодный деревянный пол.
Хэсситай выложил перед ним шарики в ряд, поставил по обе стороны от них по чашке вина, а с третьей в руках плавно опустился на колени напротив Байхина. Эту чашку он поставил подле себя.
- Кланяйся, - тихо велел он. - Земно. Три раза.
Байхин трижды поклонился, уперев руки в пол. Требование отдать поклон потертым деревяшкам почему-то не показалось ему ни смешным, ни странным, ни даже чрезмерным. Воин почитает свой меч - не с большим ли правом комедиант почитает орудия своего ремесла?
Хэсситай обмакнул кончики пальцев правой руки в чашке с вином и окропил его каплями шарики.
- Встань, возьми со стола сверток и вернись на место, - по-прежнему приглушенно скомандовал Хэсситай. - Вот так... а теперь дай его мне.
Байхин протянул Хэсситаю сверток. Киэн почтительно принял его на вытянутые руки, склонил голову и одним резким движением развернул его.
Байхин ахнул. В свертке скрывалась головная повязка - но какая! Неведомая Байхину вышивальщица постаралась на славу: словно заморские цветы, жарко полыхали на ней расписные шарики и пестрополосые кольца! И когда Хэсситай, помедлив мгновение, бережно положил повязку поверх шариков, Байхин трижды склонился перед ней, не дожидаясь подсказки.
- Я вижу, ты уже понял, - одобрительно произнес Хэсситай.
- Да как тут не понять... мастер! - взмолился Байхин. - Мне ее и тронуть страшно.
- И не трогай, - кивнул Хэсситай. - Она покамест еще не твоя.
Он снова смочил кончики пальцев в вине и брызнул им на повязку.
Потом нагнулся и посмотрел: ни одна капля не упала на незаполненную вышивкой ткань - все до единой опустились на шелковые мячики и кольца.
- Очень хорошо. - Голос Хэсситая явственно дрогнул. - Хорошее предзнаменование. Твоя новая жизнь сложится удачно.
Байхин молча смотрел, как прозрачные золотистые капли медленно впитываются в вышивку, оставляя за собой еле заметный влажный след. И снова он понял, что должен поклониться - в последний раз.
Хэсситай совершил все три поклона одновременно с ним, движение в движение, да так четко и слаженно, словно по команде.
- Надевай, - приказал он.
Байхин поднял повязку так осторожно, как если бы она могла от малейшего его прикосновения развеяться струйкой дыма.
- Надевай, - повторил Хэсситай, и Байхин подчинился.
Хэсситай медленно протянул руку к чашке справа от шариков, взглядом указав Байхину на вторую. Байхин поднял чашку, пригубил одновременно с Хэсситаем и так же одновременно поставил ее на место.
- Возьми шарики и вставай... вот так... а теперь прокинь их трижды... хорошо, достаточно. Дай их мне.
Байхин положил шарики в ладони Хэсситая.
- Теперь сними повязку и положи поверх шариков... правильно. А теперь выходи из круга.
Когда Байхин переступил через очерченный канатом круг, Хэсситай тяжело перевел дыхание, словно этот короткий обряд заставил его поволноваться еще пуще Байхина.
- Вот и все. - Хэсситай положил шарики и повязку на столик, рядом поставил недопитые чашки, смотал и убрал канат. - Как себя чувствуешь, господин ученик киэн?
- Еще не разобрался, - ответил Байхин, осторожно повернув голову в его сторону.
Хэсситай усмехнулся: Байхин не только головой, но и всем своим телом двигал настолько скованно, словно опасался, что оно ему не подчинится, как если бы теперь, по окончании обряда, это тело сделалось иным, не прежним, принадлежавшим ему с рождения, а другим, чужим, которым он еще не вполне овладел.
- Ничего, разберешься, - заметил Хэсситай. - Дело нехитрое.